Наследник

– Вам, русским, хорошо, – сказала она. – Вы все русские, хоть из Москвы, хоть откуда. А грузины все разные, и все друг с другом не в ладах. А я даже не знаю, кто я. Отец – сван. Мама – мегрелка по своему отцу, а по своей маме – гурийка. А у отца мама из Картли. А я тогда – кто? Тебе хорошо. Ты русская.

– У меня отец белорус и украинец по матери, – ответила Катя. – А мама – родом из Ирана. И у всех русских, если поискать, найдется родня разных национальностей. Это глупо, делиться по нациям, когда все нации давно перемешались. Раньше было легче. Все считались советскими. Или вот как в Турции – все считаются турками.

– Если бы был у всех один начальник, никто не стал бы делиться по нациям, – сказала Нина.

Они еще не раз возвращались к разговорам о прошлом своих родителей. Это было проще, чем говорить о себе или размышлять о будущем. Потому что никакого будущего в монастыре нет. Есть только восходы и закаты.

Катя и сама потеряла счет времени. И, когда на остров приехала Даша, ей показалось, что они не виделись всего неделю.

– Тебя не узнать, – изумилась сестра. – Как будто прошло не четыре месяца, а четыре года!

– Я постарела? – равнодушно спросила Катя.

– Повзрослела. Но выглядишь прекрасно. Этот климат тебе на пользу.

Даша нашла ее на дальнем краю сада, где Катя рыла ямы для осенних посадок. Сестры уселись на траву в тени высокого орехового дерева. Катя сняла платок, распустив волосы, и вытерла мокрый лоб. Она работала здесь с самого утра, сразу после службы. Даже на завтрак не пошла, чтобы успеть все сделать до наступления послеполуденной жары.

– К тебе не пробиться, – говорила Даша, обмахиваясь соломенной шляпкой. – Такой допрос учинили. Кто я, да зачем, да когда уеду. У кого тут можно будет переночевать? Подскажешь?

– В доме переночуешь. Все комнаты сейчас свободны.

– В чьем доме?

Катя непонимающе глянула на сестру.

– Вот в этом. В доме Андрея и Михаила. Они тут жили. Это их сад. Видишь молодые деревья вдоль забора? Они сажали. Андрея даже хотели похоронить здесь, в саду. По обычаю горцев. Но старики решили иначе.

Даша полезла в сумочку за сигаретами, но спохватилась:

– Я же бросила. Уже сто раз бросала. Как узнала об Андрее, снова начала. Теперь вот курю эти, «Сигарон», у них полый фильтр, и вся гадость оседает на стенках. Но снова пытаюсь бросить. Ну, можно, последнюю?

Катя пожала плечами:

– Кури. Здесь все курят. Мужчины, женщины, старухи даже с трубочками сидят и дымят, как морские волки.

Даша чиркнула зажигалкой, выпустила струйку дыма и разогнала ее ладонью.

Кате был приятен запах табака. Ей все было приятно в саду: и влажный дух разрытой земли, и мелькание света и теней на траве, и усталость, ноющая в спине, и пот на лбу, и горящие после лопаты ладони. Ей было хорошо здесь. И хотелось, чтобы сестра тоже почувствовала, как здесь хорошо. Но лицо Даши было печальным.

– Наверно, мне надо сходить туда, – сказала сестра. – На кладбище. Ты меня проводишь? Или тебе нельзя отлучаться?

– Сходим чуть позже, – сказала Катя, глянув на тень от забора. – Еще рано. Слишком жарко. Возьмем с собой воду, польем там цветы.

– Давай я тебе помогу, что ли. Есть вторая лопата?

– Не надо. Замараешься, вспотеешь. Я-то уже привычная.

– Ой, как ты изменилась, – улыбнулась Даша. – И говоришь не так, как раньше. Откуда в тебе это: «привычная», «замараешься».

Она легко поднялась с травы и взялась за грабли.

– Что ж я, барыня какая? Сестре не помогу?

Они работали в саду вдвоем до тех пор, пока солнце не склонилось к морю. Перекусили персиками, срывая их с ветки и вытирая нежный пушок. Набрали два кувшина воды и отправились в горы, к старинному кладбищу.

Могилу Андрея было видно издалека. Вокруг мраморной плиты и креста зеленел квадрат травы, и в каменных вазах по углам пестрели мелкие цветы. Все остальные могилы были старыми, едва возвышаясь над сухой каменистой землей.

Поливая цветы, Даша неожиданно расплакалась.

– Извини, – сказала она, кулаком вытирая глаза. – Сама не знаю, что на меня нашло. Знаешь, а тогда, во время форума, у нас с ним роман приключился. Настоящий, с тайными встречами, свиданиями. Я приезжала чуть не каждый вечер в Петергоф, и Андрюша по ночам пробирался ко мне из Стрельны. «В самоволку», он так говорил. И никто ничего не знал. Он такой секретчик…

– Я и не догадывалась, – сказала Катя.

– Главное, чтобы Михаил не догадывался. Он моралист. Андрюша очень боялся, что он узнает. Ты не говори ему, ладно?

– Как я могу ему что-то сказать? У нас все кончено, – пожала плечами Катя. – Я ничего не знаю о нем с тех пор, как он уехал.

– Ты серьезно? Поссорились?

– Нет. Просто он уехал, а я осталась. Писем мы тут, сама понимаешь, не пишем и не получаем. Телефонов нет.

– А телевизор хоть смотрите?

– Некоторые сестры смотрят. Я – нет.

Даша смотрела на нее как-то странно. Недоверчиво, даже немного испуганно.

– Постой, Катька. Погоди. Ты ничего не знаешь?

– Что я должна знать?

– Да нет, ничего. Я просто так ляпнула. Ну что, пошли обратно?