Наследник

Из-под двери неожиданно тянет сквозняком, хотя в коридоре мертвая тишина. Что-то шелестит в мою сторону, будто таракан в бумажных тапочках атакует. Я скашиваю взгляд, и улыбка слегка сужает обзор. «Уймись, шут гороховый!» – гласит заботливо развернутая ко мне четвертушка желтой бумаги в клетку. Такой мама пользуется для заметок, белая для нее простовата. Обожает усложнять. И много чего умеет. По части усложнений тоже.

«И тебе, сынок, неплохо было бы кое-чему научиться».

«Ага».

К чему привели меня двери да личины замков, все эти лабиринты праздных фантазий? Известно к чему, к задницам. Это намек на то, что свою надо готовить к приключениям. Словно я не в теме.

«Еще как в теме. Спал бы лучше, горе луковое».

«Что-то ты больно нежен со мной, внутренний. Понятно, что спать лучше, да поди усни теперь».

«Жаль, плечами обделен, не то бы пожал».

«Жми лучше… куда-нибудь, не засоряй жизнь, и так уже две нужны, чтобы весь мусор вывезти».

«Хм…»

Пустое. Больше чем на десять минут старательных попыток провалиться в дрему меня не хватает. К черту. Надо бы собраться с мыслями перед походом в больницу. Вот и собирайся.

С полминуты я весь без остатка отдаюсь наблюдению за симптомами разлада в моем организме. По моим ощущениям, с каждым мгновением он все меньше похож на задумку Создателя. Будто кто-то решил: «А чего тянуть-то?! Разберем в темпе чувачка на детали, и по домам». Мерзкое ощущение. И хотя все это чистой воды фарс, в ванную я бреду с опущенными плечами, понурый. Словом, в образе. Не хуже Петрухи.

Горячие струи душа дарят облегчение, и я думаю, что когда живьем варят раков, то в какой-то… неопределенный момент им непременно должно становиться клёво. Жаль, спросить у них нельзя. Зато можно озадачить английских ученых. Они славятся пытливым умом, особенно если речь о какой-нибудь совершенно бессмысленной хрени.

Сегодня в д'yше я вызывающе расточителен. Если правда, что воду город берет из реки, то она на глазах мелеет. Рыбаки в панике, капитаны в ужасе, только рыбе все по фигу, она от рождения под кайфом. Москва-река место мутное. Сироп, о чем бы нас ни заверяли хозяева города. У рыб наследственный кайф, генетический. Вот черт, никогда бы не думал, что могу позавидовать отравленной рыбе. Нет, не так. Рыбе-мутанту, так правильно. Впрочем, если разобраться, никакая это не зависть, дурь в голове, вот о дури и думается.

Я намеренно игнорирую первое сварливое предупреждение, доносящееся из коридора под аккомпанемент шаркающей походки: «Транжирят тут воду как им вздумается». Походка шаркающая, но не кавалерийская, не Понтий Пилат. Заунывный дуэт для нудного, скрипучего голоса с разношенными донельзя тапками. Вместо белого плаща с кровавым подбоем байковый халат в огурцах, давно потерявших природных цвет.

Настало время второго «наезда», к счастью усеченного шумом воды до «…не расплатишься!». Я в ответ громко фыркаю. Надеюсь, что вышло независимо. А хотелось надменно. Надо бы позаниматься фырканьем, столько разнообразных оттенков… Фырк пренебрежительный, фырк уничижительный, фырк недоверия, презрительный… В Интернете наверняка найдется самоучитель. И учителя тоже найдутся.

До выхода из дома еще около получаса. Мне категорически неохота сидеть в приемной. Что за удовольствие – наблюдать за больными, их родственниками, как те переживают за немощных и втайне досадуют на них за болячки. Куда лучше прийти тютелька в тютельку, в крайнем случае минут за пять до назначенного времени. С другой стороны, когда это в больницах принимали вовремя? Все равно умышленно затягиваю завтрак. Делаю вид, что нервничаю, можно сказать, психую. Неловко проливаю кофе, когда же тянусь за тряпкой, то локтем въезжаю в молоком залитые хлопья. Локоть предусмотрительно оголен, не хватает еще свитер вывозить. Слишком жирно будет для невезения. В остальном, по-моему, все получилось натурально.

«Не можешь без своих глупостей, Ванечка. Заигрался».

«Ты не понимаешь, это важная часть плана – разминка. И ты права: это исключительно мои глупости».

«Я, если ты заметил, не вмешиваюсь».

«Ни во что».

«Ни во что».

«Заметил. Целую».

Кофе, кстати, поганенький, растворимый, а кипятка жалко. Жалко, что пролил, чайник, как оказалось, пустой. Времени заново кипятить уже нет. Выходит, погорячился. Хлопья, если и обзавелись привкусом моего локтя, то совсем для меня незаметно. Во вкусе, как обычно, превалирует размокший картон.

«А попросить?»

«Это мелочи… Уф! Вот спасибо тебе. Теперь супер. Это мёд, да? А можно, чтобы хрустели? Волшебница…»

«Говорите, молодой человек, говорите…»