Наследник

– Я так полагаю, что с моим диагнозом… Мне брить… хм… нужды нет, я прав? Само осыплется. Как с белых яблонь дым. Потом яблоки, листва…

– Мне импонирует ваша выдержка. Правда-правда. Поверьте, здешние стены…

Ага, вот еще почему обои отклеиваются – от страданий. Нежные какие. А по узору не скажешь.

«А что скажешь по узору?»

«Двадцатый век. Поздняя эпоха застоя».

«Уверен?»

«Нет, конечно. Но скажу “да”. По поводу века точно. Ленина, однако, не помнят. Разве что деревом».

«Ленина?»

«Нет, бумага была деревом».

«Напиши об этом рассказ».

«Однажды непременно».

– Вы про шанс говорили. Насколько это серьезно?

– Вполне. Однако мне бы не хотелось, чтобы наш разговор… Понимаете ли, голубчик, врачебная этика, ну и все такое. Сейчас вы поймете, почему я об этом. Речь не о традиционной медицине.

– А что, в медицине тоже есть нетрадиционная ориентация?

– Я понимаю ваш сарказм. Вам сейчас очень непросто.

– Извините, мне не следовало…

– Не извиняйтесь. Всё в порядке. Есть один кудесник. Шаман, можно сказать… Он мою жену в прошлом году с таким же, как и у вас, диагнозом с того света вытащил. Но…

– Доктор…

– Подождите, дослушайте.

– А у меня есть время?

– Мало. К сожалению, времени как раз крайне мало. Но это еще не всё. Время не единственное, чего может оказаться недостаточно.

– Да не тяните же. Простите…

– Вы очень торопитесь.

– Так ведь сами признались, что зерен в верхнем сосуде моих песочных – воробью на поклёв, а может, и того меньше.

– Занятное сравнение. На мой вкус… Я бы, признаться, вспомнил о колибри. И то, как они пьют…

– И я пью. Даже сейчас вспомнить приятно.

– Насколько я помню, колибри потребляют нектар.

Шутит, ехидничает, умничает? Или провоцирует?

– Я тоже. Нектар – это, как я понимаю, образ. У всякого свой нектар. От всех по способностям – каждому по нектару. Читал что-то похожее про реалии социализма.

– Вы слишком молоды, чтобы судить.

– И ни черт'a не разбираюсь в орнитологии. В юриспруденции тоже. Так что судить не берусь. Не мое. К тому же, если принять, что отпущенное мне на земное существование время и есть полноценная жизнь, то я очень стар.

«Ну, завернул так завернул».

«Вот и не разворачивайте пока, оставьте как есть».

– Вы же у нас журналист? Запомню, с вашего позволения. Сравнение то есть запомню. Очень… впечатлило. Часы, воробей… Действительно, про колибри – это как-то не по-нашенски. Вычурно. Забыли про колибри. Идет?

– Да, конечно, идет, почему нет. И еще раз да – журналист. Судя по всему, «очень скоро бывший». Нет, «очень скоро выбывший».

– Чувство юмора у вас не отнимешь.

– Отчего же? Похоже, способ найден. Вы его во мне обнаружили. Так что моим журналистским амбициям скоро… того.

А еще я снимался в кино. Можно сказать, звезда сериала. Играл геройски погибшего в Чечне сына хороших пожилых людей. Один мой знакомый подвизался кем-то малозначимым, еще менее значимым, чем микроинфаркт, на частной, каковых не счесть, киностудии. За сто долларов он выторговал у меня право на использование в сериале моей фотографии и заручился клятвенным обещанием сорок баксов «откатить». Так я, черно-белый, торжественно застывший, трижды появлялся в кадре. В рамке с отсекшей угол траурной лентой. Где, когда и кто умудрился снять меня таким собранным, строгим – я так и не вспомнил.

История также скромно оставила без удовлетворения мой интерес к тому, каким образом мой знакомый наткнулся на фотографию, если она была в фотоальбоме, засунутом среди книг. Наверное, заначку искал, потом увлекся и случайно нашел способ, как заработать больше, чем надеялся найти. Уверен, что этот гад получил намного больше денег, чем отстегнул мне. Пусть и клялся, что никакого личного интереса, кроме доли из моего гонорара, у него нет. Замучился, пояснил, людей упрашивать: никто не хотел даже таким «щадящим» образом исполнять роль покойника. Мол, все как-то разом подсели на мистику.

«Вот же незадача… Чего же он своей фоткой не воспользовался? Значит, был личный интерес! Говнюк… Ну почему все самые важные вопросы вечно запаздывают?»

– Ну зачем же сразу «того». Еще тряхнете газетный мир за бороду. Зачем же вы так, любезный Иван Васильевич.

– Для начала надо бы бога за бороду… Без этого – кранты, шмитец.

– Как вы сказали?

– Шмитец? Это чешский разговорный вульгаризм. В немецком, наверное, подслушали, но я не уверен. «Конец», короче, означает. Финиш.

– Удивительно, вы знаете чешский?

Больше чем удивительно. Не бывал, не знал, даже среди интересовавших не числил.

«Что происходит, мама?»

«Откуда мне знать, Ванечка. Это целиком и полностью твое игрище».

«Ты абсолютно в этом уверена?»

«Мне поклясться?»