Наследник

Часы показывали почти половину восьмого. Мысли Захарыча снова вернулись к предстоящему визиту. «Интересно, если сейчас он встретит Алю в толпе, признает ли? Скорее всего — да». С долговязой мальчишеской фигурой Алевтина принадлежала к типу нестареющих блондинок. В те далёкие 70-е её круглое лицо с широко расставленными голубыми глазами обрамляли прямые золотистые волосы, подстриженные под пажа. Она числилась в неком медицинском НИИ, походкой и манерами косила под учёную даму, не чуждую светских развлечений. Когда же маска светскости сбрасывалась, выражение лица почему-то напоминало лобастого вислоухого щенка, всегда настороженного и готового в любой момент оскалиться. «Что уставилась синими брызгами, иль в морду хошь?» — говаривал в такие минуты Женька, намекая на Есенина или с долей серьёза — не поймёшь. Вылитой копией матери был подрастающий сын Алёшка, названный так в честь Женькиного отца. В новой трёхкомнатной квартире на Пролетарском проспекте, которой она втайне чрезвычайно гордилась и скоро превратила в барахолку, под предлогом помощи постоянно пребывала вечно недовольная Женькина тёща. Её фотография красовалась над супружеским ложем вместо распятия.…

В те годы Аля повсюду таскалась в только что вошедшем в моду длинном импортном пиджаке черного вельвета. Пиджак был скроён в талию и не только оттенял её белесое лицо, но и выгодно подчёркивал достоинства долговязой фигуры. Собственно, это первым бросилось в глаза Коле, когда они волею судеб познакомились.

Николай тогда имел служебную комнату в квартире одной из пятиэтажек. Две других комнаты занимала институтская чета с ребёнком, хорошо знавшая Женьку. Как выяснилось позже, соседка работала вместе с ним на кафедре, а её муж и вовсе раньше учился в одной группе.

Стоял май, и вся соседская семья пребывала на даче. Как-то довольно поздним вечером раздался звонок:

— Тебя можно попросить об одной услуге? — смущённым тоном поинтересовался Женька.

«Влип-таки в историю, — лихорадочно подумал Коля. — Вытаскивать надо»…

— У меня всё в порядке, — успокоил Плесков. — Просто я сейчас не дома, и на всякий случай, если кто-то вдруг спросит, ночевал у тебя.

Однако этим история не ограничилась. Около пяти утра лихорадочно затрезвонил дверной звонок. За дверью на пороге маячила фигура Женьки:

— У тебя ещё одно спальное место есть?

— Раскладушка, — пробормотал, ещё не проснувшийся Коля.

— Можешь быстро разобрать, будто я у тебя, ну скажем, внезапно отключился и заснул…

Только он успел улечься, в дверь позвонили снова.

Алевтина заявилась не одна. Её сопровождал ближайший Женькин друг, живший этажом ниже. При виде полураздетого Коли, она смутилась, и раздосадовано глянула на маячившего в проёме комнаты непутёвого муженька. Тот извинительно пробурчал что-то нечленораздельное и поплёлся одеваться. Ситуация напоминала нелепый комикс, поэтому всей компанией посмеялись и мирно уселись на кухне. Собственно за чаем и последовало приглашение заглянуть как-нибудь в гости…

Об этом случае Николай не рассказывал никому, и у самого Женьки никогда не спрашивал. Перипетии жизни Плескова он позже узнал от соседки. Та Алевтину недолюбливала, считая чванливой и недалёкой выскочкой. По её мнению, такой незаурядный и интересный мужчина, как Плесков, заслуживал гораздо лучшей участи. Но и Тома, (эта падшая женщина — иначе её и не величала), была ему не пара.

Сосед к тому времени шагнул вверх по иерархической лестнице, перейдя на службу в райком партии, и отзывы о незаурядности Плескова остудил одной фразой:

— Ему всё слишком легко давалось, вот и возомнил из себя.…Родители загодя расписали: престижный вуз, аспирантура, защита с обязательным пожиманием рук известным учёным, и как итог, длительная зарубежная командировка. Матушка уже подходящих невест-москвичек присматривала. Помню, он пару раз приводил на институтские вечера эдаких крокодилов в импортных тряпках и гонором выше крыши. И всё кочевряжился, выбирал. Последняя пассия не выдержала и на юге наставила ему рога с одним нашим парнем, попроще и понастойчивее. Сейчас в Австрии, оба в ЦЕРНе работают. Тут Алевтина своё счастье и ухватила. Мать с отцом смирились со временем: ребят, как в ссылку, в Арзамас отправляли, а ему с недописанным дипломом — квартирку. Думаешь, его любимый шеф зря с ним нянчился? Предложили: сам после всех этих дел докторскую защитит и поедет на руководящую должность в Европу, и потом Женьку вызовет. А вместо этого пришлось ситуацию спасать во второй раз. Диссертация-то слабенькая была. Я как сейчас помню: оппонировать упросили одного известного хмыря, он тогда диссидентствовал и впал у властей в немилость — мыкался по Москве без работы. Этот Евгений Фёдорович заявился на защиту в старом рыжем свитере, зачитал положительный отзыв, а на банкете, демонстративно хлопнув на глазах у всех стакан водки, вдруг ляпнул:

— А ты, тёзка, не Ньютон, впрочем, мы здесь все тоже не Ньютоны…

— Сейчас Плесков наукой заниматься хочет, а ему не дают, — слегка смешавшись, заметил Николай. — Институт в рутине погряз.