Это был всего лишь пятый месяц его пребывания в этом мире. Он уже освоился с языком и говорил без малейшего акцента. Успел понять, что застрял в этом мире надолго, и без посторонней помощи — или без чуда — вернуться домой не сможет, а значит, обречен провести здесь долгие годы. Оставалось только выбрать, где именно...
Он все никак не мог понять, что творится в стране, куда он попал. Шла непрерывная война, люди одной нации стреляли в своих же соотечественников, и каждая сторона прикрывалась лозунгами, в массе своей правильными и доходчивыми. И с той, и с другой стороны хватало и людей порядочных, искренне веривших в свою правоту, и подонков, стремившихся под шумок свести счеты, обогатиться, почувствовать вкус власти или же просто удовлетворить свою жажду крови. Были и другие — большинство, — смутно понимающие цели тех, кто вел их на убой, но привыкшие подчиняться. Привыкшие верить, что тот, кто командует, прав по определению, и ему там, наверху, виднее.
Все это было для Ярослава новым и непонятным. Быть может, именно поэтому он тогда не уехал в относительно безопасную Европу, остался здесь, в России, чтобы посмотреть, к чему приведет этот необычный эксперимент. За себя он не беспокоился, хотя и старался не ввязываться не то что в политические игры, а даже и в местные конфликты. Один раз только отступил от этого правила, когда решил встретиться с человеком, в той или иной мере ответственным за всю эту заварившуюся кашу.
Встреча состоялась... Владимир Ильич уделил гостю почти полчаса — довольно много для его жесткого расписания. Тогда и был сделан этот снимок... кто бы мог подумать, что он снова всплывет через столько лет!
— Какой он был? — вдруг спросил капитан.
— Сложно сказать, — задумчиво протянул Ярослав. — Мне показалось, что он не был оголтелым фанатиком, каким его некоторые сейчас считают. Скорее, он был просто убежден в своей правоте, в необходимости того, что делал. Убежденность и фанатизм — разные вещи, вы ведь понимаете? Так же, как упорство и упрямство. Он говорил о своих планах... и чувствовалось, что это не прожекты, что все обдумано, по крайней мере в стратегическом аспекте, на много лет вперед, взвешены все возможные препятствия и уже намечены меры к их преодолению. Если бы он прожил еще хотя бы лет двадцать... все могло бы быть иначе. Но уже тогда было видно, что он не жилец.
— Аура? — В голосе Сергея прорезалась неприкрытая ирония.
— Нет, не в этом дело. Просто он взвалил на себя слишком большую ношу. И к тому же имел слишком мало соратников. Я имею в виду не толпу, его боготворившую, таковых и в саамом деле было более чем достаточно. А ему нужны были настоящие сподвижники, умные, образованные, дальновидные. К сожалению, когда идет передел власти, наверх выплывают люди, умеющие идти к цели даже и по трупам. К своей. личной цели. Если бы не выстрел Каплан, Ленина убрали бы свои — может, годом позже. Уже в 1921 году видно было, что Ленин начал мешать своим же товарищам. Мешать тем, что с неохотой шел на крайне жесткие меры — в том числе и там, где без них было не обойтись. Хотя он умел быть жестким...
— Значит, на фотографии все же именно вы.
— Разумеется, — хмыкнул Ярослав. — Вы ведь, капитан, и так в этом не сомневались, верно? Иначе зачем показывали бы мне все это? И на той, в Освенциме, тоже я.
— Сколько вам на самом деле лет?
— Сто сорок три. Через три месяца будет сто сорок четыре.
Некоторое время Сергей молчал, словно не веря услышанному, хотя к чему-то подобному он был готов. Затем заметил с иронией, за которой слышалось вполне очевидное беспокойство:
— Если бы мы были персонажами фильма... я бы сказал так — вы все это рассказываете потому, что не намерены выпустить нас из этого дома живыми.
Ярослав невесело рассмеялся.
— Нет, что вы, капитан. Просто сейчас сложилась такая ситуация, что я и сам не знаю, что делать дальше. Просто выговориться — и то легче станет. А там, глядишь, и какая-нибудь умная мысль в голову придет. К тому же вы и сами очень необычный человек, капитан. Скажите, вы когда-нибудь были на сеансе гипноза?
— Я? Нет, да и с чего бы... к тому же мне кажется, что человек, не верящий во всю эту чушь, гипнозу не поддастся.
— Вы и правы, и не правы одновременно. Большинство людей в той или иной мере подвержены воздействию гипнотического внушения. Настоящий мастер сломает даже человека с железной волей — при условии, что человек пойдет врачу навстречу и не станет сопротивляться, хотя бы сознательно. А вот вам это и в самом деле не грозит. Вы — иммунный.
— В смысле?
— В смысле, что на вашу способность мыслить трезво и, что важнее, самостоятельно не действуют никакие методы контроля над психикой. Ни медикаментозные, ни психологические, ни... Вы верите в магию, капитан?
Сергей некоторое время молчал, затем заглянул в опустевшую кружку и вздохнул.
— Давайте по порядку, Ярослав. Расскажите мне свою историю. Начиная с 1921 года.
— Хорошо, — кивнул Яр. — Только я начну с еще более раннего момента. С момента, когда меня еще не было на вашей планете.