Наследник чародея. Школяр. Книга первая (СИ)

— Мне категорически не нравится поведение этого Захара Петровича! — сообщил он, наклоняясь ко мне. — Лечение маленькой девочки, это не единственная цель, которую он преследует. Более того, я подозреваю, что это его не главная цель! Понял меня?

* * *

Я встал, открыл дверь. Заведующий отделением сидел на стуле прямо у порога.

— У вас есть белый халат, шапочка, маска? — поинтересовался я. — Пойдем с вами, но только вдвоём. Больше никого быть не должно. И никто не должен знать о моём участии!

Палата Оксанки — так звали эту маленькую пациентку — находилась в самом конце коридора, напротив грузового лифта. Кроме неё, в комнате лежала еще одна девчушка — кровать напротив была застелена, но измята. Соседка, которая лежала вместе с ней отсутствовала, очевидно, где-то гуляла. Но это было и к лучшему.

Маленькая, бледная, даже на вид, какая-то прозрачная Оксана полулежала-полусидела в кровати, накрытая до пояса простыней. Лицо, шея и верхняя часть груди были покрыты мелкими прыщами-гнойниками. Обе ноги ниже колен под тканью простыни выделялись неестественной толщиной.

— У неё перелом обеих голеней, — тихо шепотом пояснил Захар Петрович. — поэтому и определили к нам.

Рядом с кроватью стояла стойка под капельницу, на стуле у изголовья лежали детские книжки. Девочка посмотрела на Захара Петровича, на меня, наряженного в белый халат, колпак, похожий на поварской, марлевую маску-повязку, и едва слышно спокойно спросила:

— Я сегодня умру?

Я поперхнулся, а Захар Петрович нахмурился.

— Нет, ты сегодня поправишься! — твердо ответил я.

— Захар Петрович! — я повернулся к завотделением. — Надо подготовить капельницу с глюкозой, еды побольше, но такой, не тяжелой.

Он лихорадочно закивал головой.

— И никого в палату не пускайте, пока я не выйду.

— Хорошо! Мне в коридоре подождать?

— Да, лучше так…

Я дождался, когда Захар Петрович выйдет, плотно закрыл дверь палаты, сел на стул возле девчушки, смахнув книжки на соседнюю кровать, улыбнулся ей:

— Ну, Ксюшка, давай лечиться!

* * *

Я вышел из астрала, встал, пошатнулся, ухватился за спинку кровати, опасаясь упасть.

Меня колбасило не по-детски, всё тело била дрожь, рубашка под халатом промокла насквозь. Я, шатаясь, подошел к двери, сорвал марлевую повязку с лица, вытер пот, открыл дверь:

— Заходите!

Оксана по-прежнему лежала в кровати, бледная, худющая, но с блестящими глазёнками, и улыбалась. Улыбалась!

Захар Петрович первым прорвался к ней, выговорив только:

— Ты как?

— У меня ничего не болит, — сообщила девочка. — Кушать очень хочется…

— Кормите её! — сказал я, опираясь на стену. — Побольше! Сначала бульон.

Стоять было тяжеловато. Кружилась голова, ноги подгибались.

— Пошли! — скомандовал я заведующему. И он меня вдруг безропотно послушался. Мы дошли до кабинета. Я сразу же рухнул в кресло, прикрыл глаза.

— Можно чаю? Только очень сладкого.

— Ага! — Захар Петрович, несмотря на возраст, достаточно быстро выскочил из кабинета. — Сейчас!

Снова хлопнула дверь. Мне в руки сунули теплый стакан. Я автоматически сделал глоток, сморщился и открыл глаза. Напиток в стакане напоминал чай весьма отдаленно. Подкрашенная едва сладкая теплая водичка.

— Это чай? — саркастически хмыкнул я, протягивая стакан Захару Петровичу обратно. — Это помои! Вы сами-то его пробовали?

Захар Петрович взял стакан из моих рук, зачем-то взглянул через него на свет, потом чуть отхлебнул, поморщился.

— В столовой из общего чайника налил, — виновато сообщил он.

— Оксану кормить сегодня только бульоном, — сказал я. — Поставить капельницу с глюкозой. Завтра мясом до упора. Никакой манки, перловки, макарон, картошки. Куриное мясо, вареная рыба, яйца, хорошо бы холодец. Иначе она умрёт. И уже не из-за болезни. У её организма исчерпаны все резервы.

Захар Петрович снял очки, протёр их, близоруко щурясь в мою сторону:

— Так вы её вылечили?

Он стал меня называть на «вы»? Надо же!

— Теперь ей нужен уход и усиленное питание! — я не стал отвечать на вопрос. — Всё зависит только от вас.

Я встал. Тошнота и головокружение стали слабее. Я обратил внимание, что заведующий отделением почему-то стал прятать взгляд, избегая смотреть мне в глаза. Потом вдруг ни с того, ни с сего стал перекладывать бумаги на столе. Подозрения росли. Картинка стала складываться. Щелчок пальцами, и в Захара Петровича полетел конструкт-заклинание подчинения.

— Кому ты собрался сейчас звонить? — наугад спросил я.

— Моему куратору старшему лейтенанту КГБ Ершову. Захар Петрович вытянулся, глаза пугающе остекленели, голос стал равнодушно безжизненным. Честно говоря, я испугался — первый раз видел действие конструкта подчинения наяву. В Астрале, на занятиях всё же совсем не то. Но, несмотря ни на что, допрос продолжил:

— Ершов знает про меня?

— Нет. Это была его идея: проверить каждого путем эксперимента, предложить вылечить смертельно больного ребенка. Ты оказался первым.

— То есть, он не знает, что…- я запнулся, подбирая подходящие слова, — у меня есть определенные способности?

— Нет.