Наследник для Шаха

— Ну что же, Полина, все в порядке. Все анализы в норме, — отвечает врач и смотрит на меня внимательно.

Думаю, что Ясмин Аваровна в курсе, какой я фортель учудила после прошлого своего посещения, но женщина держится тактично, не поднимает болезненную тему.

За что я ей благодарна.

Обратная дорога в особняк Шахова проходит стремительно, я бездумно рассматриваю проскальзывающий пейзаж, но когда автомобиль въезжает в ворота и останавливается, замираю.

Прямо у центрального входа стоит огромный внедорожник с массивными шинами и агрессивными линиями капота. Этакая квадратная коробка. Безумно дорогая и я знаю, кому принадлежит этот автомобиль.

— Аслан здесь… — шепчу одними губами.

Охранник открывает передо мной дверь, и я иду в сторону дома, что-то внутри меня напрягается, кусаю губы, но решимость не отпускает.

Вхожу в дом и обнаруживаю Шаха. Мужчина сидит в кресле и держит в руке бокал. Помешивает медленно, лениво. Замираю перед его золотисто-карими глазами, в то время как Аслан рассматривает меня с ног до головы, взгляд останавливается на неприкрытых участках кожи, жалит.

Затем он резко выпивает содержимое своего бокала, лед ударяет о хрусталь.

— Как себя чувствуешь? — спрашивает глухо, а я, наконец, отмираю, оживаю, тихонечко передвигаю ногами и сажусь на диван аккурат перед Асланом.

— Врач сказала, что все в норме, — отвечаю и Шах кивает, а мне почему-то кажется, что он уже знает. Хотя это для него не проблема, вероятнее всего, обязал, чтобы ему позвонили и отчитались о моем состоянии.

Не жду того, когда и что Аслан мне скажет, выпаливаю сама:

— Я хочу домой.

Сужает глаза. Отставляет бокал и облокачивается на подлокотник кресла.

Молчит. И я пользуюсь этим, чтобы выговориться.

— Я соскучилась по своим близким людям, я не могу и не собираюсь сидеть взаперти. Клетка, хоть и золотая, как ни крути, остается клеткой… Я так не могу, Аслан…

— Ты считаешь себя пленницей? — спрашивает по-светски. Выглядит совершенно спокойным, но от этого страшнее.

Выдыхаю с шумом.

— Я не знаю, кто я здесь, Аслан, пленница, гостья? Называй как хочешь, но я не хочу находиться здесь. Не сейчас. Не после того, что произошло.

— Ты про свой побег?! — приподнимает бровь и глаза у него начинают сверкать. — Называй вещи своими именами, Полина.

Под пронзительным взглядом Шаха становится холодно, обнимаю себя руками, сердце у меня выпрыгивает из груди, эмоции зашкаливают, когда отвечаю тихо:

— Н-не надо, Аслан. Мы оба знаем, почему я убежала.

Сжимает губы, руки в кулаки стискивает, но продолжает молчать.

— Ты привез меня в свои владения, в другую культуру, в место, где все мне чуждо, а я… я доверилась тебе, Шах, или же, вернее сказать, начала доверять, оттаивать. Как-то глупышка упустила момент, что ты мне ничего не рассказываешь, не говоришь со мной о будущем, о прошлом. Не акцентируешь внимание на том, кто я для тебя. Я поверила в восточную сказку, решила, что являюсь для тебя чем-то большим, чем просто девка на одну ночь, которая удачно залетела.

Хочет ответить, но я поднимаю руку, сложно говорить, но сложнее оставить все как есть и не высказаться.

Слезы обжигают глаза, срываются с ресниц и текут по щекам, выходят вместе с болью и напряжением, которое поселилось в моем сердце.

— Пойми меня, Аслан. Узнать, что ты женат — это удар, сильный, сокрушительный. В этот дом пришла твоя жена. Как бы там ни было, но… Ты мне не сказал, что она существовала в природе, не поговорил, не объяснил. Хотя, наверное, ты думаешь, что и не должен был. Ты ведь привез меня сюда силой, если называть вещи своими именами — ты меня выкрал, Шах, принудил, заставил жить с тобой под одной крышей. Наплевал на мою жизнь. Изначально это было так. Ты приказываешь и все подчиняются. В этом весь ты.

Встает резко, в два шага оказывается рядом, но я не двигаюсь, не дергаюсь. Не боюсь его больше. Точка невозврата пройдена.

Я за эти пару дней так перебоялась, что на всю жизнь с лихвой хватит. Останавливается в миллиметре от меня, а я рассматриваю его брюки с идеально ровными стрелками, чувствую прикосновение к подбородку, ощущаю, как приподнимает, чтобы заглянуть в мои заплаканные глаза.

Смотрит с высоты своего роста. Красивый, чувственный, невероятный. Одновременно мой и далекий.

— Я не могу так, Аслан, — шмыгаю носом, тяну воздух, в ноздри ударяет его запах, будоражит, — я хочу вернуться к себе, мне нужно время.

Говорю сама и не верю, что Шахов пойдет на уступки, открываю свое сердце, выговариваюсь. В душе живет обида, она цветет и жалит ядовитыми шипами.

— С Аминой у меня все решено. Не жена она мне больше, — выдает глухо, но руки от моего подбородка не отнимает.

Смотрит одержимо как-то, болезненно.

— Ты должен был мне сказать, Аслан, должен был…

Мой голос дрожит, боль пропитывает нутро. Резко подается вперед, нависает, давит, когда цедит слова:

— Что именно ты хотела услышать, Полина?! Ты далеко не первая женщина в моей постели. У меня есть прошлое, и с Аминой все было слишком сложно.

Запускает пальцы в волосы, теребит, взъерошивает. Опять смотрит на меня пристально.