Ивон чувствовала, как ее колотит от близости с драконом. Его жадные глаза были жуткими, его прикосновения – словно у хищника, обнюхивающего свою добычу перед тем, как вцепиться смертельным укусом в горло.
– Как ты думаешь, девица Ивон, – пророкотал Валиант жутко, – любит ли тебя король, или его влечение тоже наведенное? Ненастоящее? Магическое? И если он отойдет от тебя подальше, например, поселит в эту башню, и оставит тебя тут надолго, вероятно, оно рассеется? И он забудет тебя, – острый жуткий коготь легко подцепил прядку волос со лба Ивон, отвел ее в сторону, Валиант склонился над трепещущей Ивон, и она ощутила жар, исходящий от его тела. – Любая магия рассеивается с расстоянием... и со временем... особенно привлекающий аромат.
«Дохнет жаром, – в панике подумала она, сжимая руки в кулаки так, что ногти вонзились в ладони, – и все.»
– Как думаешь, Ивон? Король тебя любит?
– Мне все равно, – прошептала Ивон, глядя в его глаза. – Ведь его люблю я.
– Любишь? – повторил Валиант вкрадчиво, так опасно и остро, как только умеют спрашивать драконы, словно вспарывая самую душу. – Или просто увлечена? Он был у тебя первым, он обласкал тебя, подарил тебе внимание, которого ты не знала никогда, осыпал подарками. Это любовь в тебе говорит, или нечто иное?
– Я не знаю, – выдохнула Ивон отважно. – Я не любила никогда ранее. Но из вас двоих, претендующих на меня, я выбираю его.
– А что, – прошипел Валиант, надвигаясь на нее, прижимая е в сем телом к каменной холодной стене, – что, если он не любит? Что, если ты выбрала – но ошиблась? Что, если он отвернется? Что, если ты потеряешь его?
– Такую потерю, – дрожащим от страха и от слез голосом ответила Ивон, прямо глядя в яростные драконьи глаза, – не заменишь никаким другим приобретением. Валиант, – ее ладонь коснулась лица молодого дракона, – ты очень храбрый. Ты очень сильный и смелый. Ты всем хорош; ты молод и красив, но я не люблю тебя, понимаешь? Не люблю...
– Ты могла бы полюбить, – прошипел дракон яростно. – Я сделал бы все, чтобы ты полюбила!
Губы Ивон тронула горькая улыбка.
– Я принадлежу королю, – ответила она твердо. – Сейчас я его вещь, его женщина, его рабыня. Наверное, это звучит странно и так жалко. но я хочу этого, Валиант. Я хочу ему принадлежать. Я хочу быть его. И пока он не оттолкнул меня окончательно. пока не выгнал прочь, пока не объявил королевой другую, я всецело принадлежу ему.
Валиант взревел яростно, долбанув когтями в стену так, что посыпалась штукатурка и мелкие камни. За спиной его распахнулись кожистые драконьи крылья, он стремительно отступил к выходу, и цепи расплелись перед драконом.
– Ты отказываешься от настоящего в пользу призрачной надежды! – проревел он яростно и с такой болью, словно сердце рвалось у него в груди.
– Но это и есть любовь, Валиант, – плача, ответила Ивон.
– Ничего, – так же горько, яростно и страстно ответил Валиант. – Я умею ждать!
Он обернулся в дракона, взмахнул крыльями, и покинул башню. Цепи снова заплели вход за его спиной.
Некоторое время Ивон плакала в тишине, усевшись на постель и уткнувшись лицом в ладони. Даже толстый кот, который вскарабкался на ее колени и терся головой о ее руки, не мог ее утешить.
– Так значит, король, – прогудела зловеще Лойко. – Ты уверена?
– Да, – всхлипнула Ивон, отирая слезы. – Я подумала.
– Когда ж ты успела?
– И мига достаточно, чтоб понять, без кого невозможно жить, если потерять.
– Как же ты будешь, – осторожно пробормотал кот, – если магия действительно рассеется?..
Ивон зарыдала еще горше.
– Не знаю, шепнула она отирая мокрые щеки. – Наверное, умру. Но поцелуи Валианта не помогут мне жить.
Весь вечер, чтобы как-то отвлечься, Ивон прибирала в комнате. Всхлипывала – и ссыпала изумруды с покрывала, застилающего постель. Метелкой, просунутой Лойко в дыру в потолке, смела в кучу все рассыпанные по полу жемчуга. Разломала самый старый и самый страшный ларец, ссыпав его содержимое в ванну, и разожгла огонь в камине.
Стало теплее, но еще больше тоска ухватила девушку за сердце. Она сидела у пылающего огня и смотрела на танцующие языки пламени. Тепло обнимало ее, а ей казалось – то король прижимает ее к своему сердцу. Слезы катились и катились по ее щекам, и даже ужин, принесенный кем-то безмолвным и незаметным, как тень, ее не отвлек от печальных мыслей. Она нехотя съела пару ложек чего-то, показавшегося ей совершенно безвкусным, отщипнула виноградину. Но даже фрукты казались ей горькими. Возможно, в том виноваты слезы.
– Мясо-о-о, – взвыла тоскливо Лойко. – Как вкусно пахнет! А мне опять эти чертовы бобы притащили... сто лет мясца не ела.
Хитрый кот крутился тут же, торопливо подлизывая жирную подливу прямо из тарелки Ивон и трусливо прижимая уши, понимая, что за свои подвиги он достоин получить туфлей по хребту. Но оторваться не мог.
– Хочешь, – безразлично ответила Ивон, – забери себе. Я не голодна.
– Яся! – взревела Лойко. – Взять!
Кота дважды не надо было упрашивать. Он ухватил кусок баранины с тарелки и сиганул куда-то в угол. Потащил кусок, кормить хозяйку...