Наследник Драконов. Время любить

Пальцы его обагрились кровью, а когда он отнял ладонь от лица, чтобы посмотреть, что же это умудрилось ранить его драконью кожу, в руке его оказался блестящий осколок магического зеркала.

Рука короля задрожала, потому что он сразу понял, что это такое. Такие зеркала отсылают тайные доброжелатели – из тех, что гаденько считают, что причиненная боль стоит того, чтобы знать правду.

«Лучше б я думал, что она умерла!»

В окровавленном осколке король явно видел, как Ивон и Валиант, спрятавшись под деревом, целуются. Страстно, жадно, слишком откровенно – так, как целуются любовники. Валиант запускал свой мясистый драконий язык в рот девушки, и она постанывала от наслаждения.

Подожгли башню и бежали? Валиант мог купить магический огонь, чтоб изобразить гибель Ивон. Когда ж они успели спеться? Когда сговорились? Когда пожелали друг друга? И почему она пожелала Валианта? Неужто ей было мало ласк короля? Неужто они были недостаточно сладки?! И неужто ее любовь, расцветшее впервые несмелое, чистое весеннее чувство было искусным притворством, ложью?!

«Каким горьким ядом может напоить та, которой я так доверял!»

...Ушли недалеко, все еще в лесу, но нетерпение сильнее гласа разума. Смеясь над обманутым королем, они займутся любовью в лесной траве, укрытые магией леса.

– Да что же за проклятье! – взревел король, сжав осколок так, что кровь хлынула из его кулака. – Магией, что ли, отказано мне в любви?! Сколько в этом мире лжи?! Сколько холодных, равнодушных, высокомерных сердец?! Сколько предателей и лжецов? И все они почему-то достаются в близкие люди мне!

Яростно он швырнул осколок правды об пол, да так, что тот разлетелся в мелкую стеклянную пыль.

– Пошли все прочь! – взревел он, обернувшись к затихшим невестам, слугам, музыкантам.

– Свадьбы не будет! Отбор прекращен! Та, что я хотел видеть королевой, обманула и предала меня! Унизила своей гнусной изменой! А вы, – он обвел перепуганных девушек жестом, полным угрожающей ненависти, – вы все еще хуже, чем она. Я угадывал тайные мысли каждой из вас. Вам всем нужны только деньги и корона на голове, – король криво усмехнулся, – и никому из вас не нужен старый дракон. Во-о-он! Не то я всех вас сожгу на площади, лживые жадные гадины!

Невесты в панике повскакивали со своих мест и рванули кто куда, Фиолетовые Стражи последовали за своими подопечными, и музыканты, подталкивая друг друга, тоже помчались к дверям, стараясь как можно скорее скрыться с глаз разъяренного правителя.

Осталась одна Паулина; отброшенная королем, она не посмела встать на ноги, чтобы не выдать себя испуганной дрожью. Ноги ее теперь не удержали б. Вид разгневанного короля приводил е в ужас, и она отчетливо поняла, что это именно она виновна в том, что сейчас он больше похож на разъяренное животное, а не на человека.

Она выпустила злой дух из заточения; король уже готов убивать. Он уже жаждет крови; узнай он, что это все ее, Паулины, рук дело – он разорвет ее не медленно. Так сильна была его ярость и его боль.

Они чувствовались Паулиной так же ясно, как если б она сама их ощущала. Они витали в воздухе и отравляли каждый ее вздох нестерпимым страхом. И больше всего она боялась, что король сейчас глянет на нее и поймет, по ее подлому, трусливому, шкодливому виду поймет, что это она затеяла все это. Она прижалась к полу, притаилась, словно паршивая собака, изорвавшая одежду, и даже не дышала, боясь привлечь к себе внимание.

Ее Фиолетовый Страж хотел помочь ей подняться и увести прочь, как велел король. И Паулина поняла, что стоит ей выйти за двери вместе со всеми невестами, как все для нее будет потеряно. И корона, ради которой она совершила так много гадких и опасных дел, уплывет из ее рук. Поэтому она с криком оттолкнула Фиолетового Стража и бросилась к королю.

Паулина припала к его ногам, обняла его колени, вцепилась в его одежду так цепко, что даже сильному мужчине было ее не оторвать.

– Ваше Величество! – закричала она пронзительно, заливаясь лживыми слезами. – Прошу, не гоните! Я умоляю вас – не гоните меня! Я хочу стать вашей! Я не смогу без вас! Я...

Она захлебнулась рыданиями и ужасом, когда король склонился над ней, и в лице его не было ничего человеческого.

– А ты, бесстыдная потаскуха, – зашипел он, сжимая ее лицо когтистой рукой. – Я чувствовал, что в твоей голове копошатся самые грязные, самые развратные мысли! Все твои помыслы – это похоть и распутство! Для того, чтобы удовлетворит твои фантазии, тебе не нужен король. Достаточно будет человека из борделя.

Паулина с трудом проглотила ком, вставший в горле. Язык ее онемел от страха, но отступать было некуда.

– Я невинна, Ваше Величество, – неожиданно твердо произнесла она. – Мужчина еще не касался моей груди. И если я и желала чего-то нескромного, то это всего лишь мысли. Вы караете за мысли?

– Я караю тогда, когда захочу этого, – рыкнул король с ненавистью. – И сейчас мне хочется оторвать твою голову хотя б за то, что ты посмела думать неуважительно о своем короле!