Наследник фараона

— Ты наш господин, а мы твои рабы. Не греби больше, иначе все перевернется, и получится, что мы идем задом наперед и вверх ногами. Ты больше не греби, ибо во всем должен быть порядок; каждый занимает место, предназначенное ему богами, и твое место никак не рядом с гребцами.

Но я греб вместе с ними на протяжении всего пути до Фив; моей пищей был их хлеб и их каша, а моим питьем — горькое пиво рабов. С каждым днем я греб все дольше; с каждым днем мои руки и ноги становились все более гибкими; с каждым днем я все больше радовался жизни и заметил, что у меня прошла одышка.

Мои слуги беспокоились за меня и говорили друг другу:

— Видно, скорпион укусил нашего хозяина или он спятил, как и все в Ахетатоне, ведь безумие — заразная болезнь. И все равно мы не боимся его, ибо у нас под одеждой есть рог Амона.

Но я не был безумным и не намеревался продолжать грести после прибытия в Фивы.

Итак, мы достигли города, и запах его дошел до нас, когда мы были еще далеко на реке, — запах, превосходящий все другие для того, кто там родился. Я велел слугам втереть мне в руки целебные мази, вымыть меня и одеть в лучшие одежды. Набедренная повязка была слишком широка мне, ибо мое брюшко исчезло от гребли, и нужно было закрепить на мне повязку булавками, что рабы и выполнили с большим сочувствием. Я посмеялся над ними и послал их предупредить Мути о моем прибытии, не смея показаться ей без предупреждения.

Я разделил серебро между гребцами, добавил золото и сказал:

— Во имя Атона! Идите, ешьте и набивайте свои животы! Возвеселите сердца добрым пивом и наслаждайтесь с прекрасными фиванскими девушками, ибо Атон дарует радость и любит простые утехи, и ему бедные дороже богатых, потому что их развлечения незатейливы.

При этих словах лица лодочников омрачились; перебирая серебро и золото, они сказали:

— Мы не хотели бы оскорбить тебя, но скажи нам, нет ли заклятия на этом серебре и на этом золоте, если уж ты заговорил с нами об Атоне. Ибо если так, то мы не можем его принять, оно жжет нам пальцы и обращается в прах, как это всем хорошо известно.

Они не говорили бы со мной так, если бы я не греб вместе с ними и не завоевал их доверия. Я успокоил их:

— Живо ступайте и обменяйте это на пиво, если у вас такие опасения. Но не бойтесь; ни мое золото, ни мое серебро не прокляты. По их клейму вы можете видеть, что это старый чистый металл, не смешанный с медью Ахетатона. Глупцы, вы сами не знаете, что во благо вам если боитесь Атона; в нем нет причин для страха.

Они отвечали:

— Мы не боимся Атона, ибо кто же боится бессильного бога? Ты прекрасно знаешь, кого мы боимся, господин, хотя из-за фараона мы не смеем произнести его имени вслух.

Во мне закипело раздражение, и я не захотел больше спорить. Я отпустил их, и они ушли, припрыгивая, смеясь и распевая свои песни. Я тоже был бы рад прыгать, смеяться и петь, но это не подобало моему званию. Я направился прямо в «Хвост крокодила», не дожидаясь носилок. Я увидел Мерит после долгой разлуки, и она показалась мне еще милее, чем прежде. Все же я должен признать, что любовь, как и всякая страсть, меняет восприятие мира. Мерит была уже не первой молодости, но в своем зрелом цветении она была мне другом и в чем-то ближе, чем когда-либо прежде.

Увидев меня, она низко поклонилась и подняла руки, затем ступила вперед, чтобы коснуться моих плеч и щек, улыбнулась и сказала:

— Синухе, Синухе! Как же это случилось, что твои глаза стали такими ясными, и где же твой живот?

— Мерит, любимая из любимых! Мои глаза горят желанием и лихорадкой любви, а мое брюхо истаяло от уныния — так я спешил к тебе, сестра моя.

Вытирая глаза, она сказала:

— О, Синухе! Насколько же ложь слаще правды, когда ты одинок и твоя весна отцвела понапрасну! Но ты пришел, и весна снова здесь, и я верю всем старым сказкам.

Не буду более говорить об этой встрече, ибо мне следует сказать и о Капта. Его брюхо, конечно, не истаяло; он стал еще тучнее, чем прежде, и еще больше обручей позвякивало на его шее, запястьях и щиколотках, между тем как золотая пластинка, которой он прикрывал пустой глаз, была теперь усеяна драгоценными камнями. Увидев меня, он всплакнул от радости и сказал:

— Да будет благословен день, когда мой господин вернулся домой!

Он повел меня в уединенную комнату и усадил на мягкую циновку, тогда как Мерит принесла нам все самое лучшее, что только мог предложить «Хвост крокодила», и мы веселились все вместе.

Капта дал отчет о моем имуществе и сказал: