Наследник фаворитки

— Нет! — исступленно закричал Алик. — Нет! Враки! Чепуха! Не верю! — Он подскочил к телевизору и убрал звук. — Ха-ха-ха! — не обращая внимания на Юрашу, язвительно засмеялся Алик. — Молчишь?! Нет, говоришь, но я не желаю слушать тебя.

Юраша снова оглянулся. Молодой рабочий в спецовке беззвучно, но горячо продолжал говорить.

— Почему я должен быть таким, как ты? — не отрывая взгляда от экрана телевизора, зло спросил Алик. — Я сам по себе. Вы сами по себе. Эй, дружинник! Проваливай! Прочь с моих глаз!

— Так он тебя и испугался! — хмыкнул Юраша — ему уже порядком надоела эта затянувшаяся канитель. — Кстати, я с ним согласен. Пусть не совсем, но все же. Нельзя же совсем без нее…

— Кого — ее? — покосился на него воспаленным глазом Алик.

— Ну, ее… Совести хотя бы…

Алик безумно хохотнул:

— Что ты вякаешь! Совесть, совесть… Нет уж. Я обойдусь… — язык Алика заплетался. — Мы всем им утрем носы, Юрашка. Продадим наши статуэтки за валюту. А потом продадим валюту за червонцы, а на червонцы купим удовольствия. Все, какие пожелаем. Понял — нет, академик?

Алик схватил сигарету, размял. Юраша поднес к ее концу горящую зажигалку.

— А потом, Юраша, — Алик в пьяном воодушевлении раскинул в стороны свои сильные длинные руки, — мы отведаем другого пирога. Мы с тобой жалкие примусники-кустари. Мы еще устроим с тобой настоящий вселенский цирк. Мы еще развернемся… Дай время!

— Не ори так громко, пожалуйста, — попросил Юраша, в беспокойстве тараща глаза. Исступленная вспышка Алика обеспокоила его. Юраша насторожился — примерно так у одного типа и на севере начинались припадки эпилепсии. Может, и Алик за это время того… Насмешливый, благодушный — вдруг словно буйно помешанный. Чего он злится? На кого? За что? — Что же ты не сказал этому дружиннику о своей сильной отрицательной идее? — с насмешкой спросил он.

— Пошел ты! — дернулся Алик. Ему было не до шуток.

Костры в его глазах потухли столь же быстро, как и зажглись. Он отрывисто вздохнул несколько раз, как вдоволь наплакавшийся ребенок. Провел рукой сверху вниз по своей голове, тихо попросил:

— Выключи телевизор, Юраша, не то я разобью его. — Он сошвырнул со стола кулаком почти пустую бутылку коньяку. Она отлетела под тахту и закатилась к стене.

— Все. Сегодня больше не пьем… Айда, пощупаем бабку.

У Юраши вытянулось лицо, приоткрылся рот.

Алик оскалился и, подражая сердитой собаке, зарычал на него:

— Р-р-р-р!

В прихожей неуверенно задребезжал звонок. Словно пилой провели по пустому графину. Второй раз. Юраша привскочил да так и остался стоять на полусогнутых ногах. Алик услышал, как в гробовой тишине булькает его собственное сердце.

— Кто это? — неуверенно пробормотал он. — Убери выпивку, — приказал он Юраше и медленно направился к входной двери.

Снова прозвучал звонок. Алик прислонился к двери. За ней была тишина.

— Кто там? — спросил он неожиданно тонким голосом.

— Откройте, пожалуйста, это я, — прозвучал за дверью юный голосок. Алик, помешкав, потянул защелку. За дверью стояла Машенька. Милая девушка была в смущении, щеки ее пылали.

— Здравствуйте, — пролепетала она, — как чувствует себя ваша тетя? Я могу, я хочу… Может быть, вам надо помочь?

Алик смотрел на нее ничего не выражающим взглядом.

Словно волна прибоя неожиданно с шумом ударилась о берег и затем мягко откатилась с пенным шипением, унося с собой мусор и страх. В глазах Алика отразилось нечто вроде сострадания.

— Вы не думайте, — смелея, продолжала заалевшая Машенька, — я могу быть хорошей сиделкой. В школе я занималась в санитарном кружке, а теперь учусь в медицинском…

С холодным любопытством смотрел теперь Алик на это нежное дитя природы, столь же наивное и непосредственное, сколь, по его мнению, и глупое. И оно уже не будило в нем, как прежде, любовного восторга, а, напротив, лишь вызывало досаду. Но она поняла его молчание по-своему.

— Это, конечно, большое несчастье, — сочувственно продолжала она. — Вы держитесь. Может быть, все еще обойдется. А я готова помочь. Мальчики тоже согласны дежурить. Они пришли вместе со мной.

Из-за спины Маши показались мальчики, Ким и Женя — два здоровенных лба со сосредоточенным выражением лиц. Попадись таким в руки — живым не уйдешь. Алик даже отпрянул и вытер со лба испарину.

Машенька уже раздражала его. И эта туда же — «поможем», «держитесь», «будем дежурить»… Мальчиков привела…

— Я вам очень благодарен, — наконец заговорил он, так и не опустив руки, которой держался за дверной косяк, преграждая ей путь в комнату. — Увы, бедная тетя… Еще раз весьма признателен. И не беспокойтесь — мы, ближайшие родственники, в этот тяжкий час здесь, рядом с нашей дорогой тетей.

— Извините, — отступая, сказала девочка. Она не ожидала встретить столь подчеркнуто холодного приема.

— Пожалуйста, — отчужденно ответил Алик, давая понять, что ей ни сейчас, ни завтра, ни когда-нибудь еще делать здесь решительно нечего. — До свидания. Всего вам хорошего. Всего вам лучшего. И вашим товарищам то же самое…