— А главное, онъ къ Чарли внимателенъ до нельзя, — заключила мать и ушла въ комнаты.
— Знаете ли что, Филиппъ, — замтила Эмми: — папа увряетъ, что Гэй своими достоинствами выкупитъ вс грхи своихъ предковъ.
— Что онъ за музыкангь! чудо! восторгалась Лора.
— Ахъ, Филиппъ, постарайтесь вы полюбить Гэя, очень серьезно сказала Шарлотта.
— Какъ это постараться? Разв я его не люблю?
— Правда, его нельзя не любить! настаивала шалунья.
— Еслибы вы только слышали, что у него за голосъ, — говорила Лора. Чистый, сильный и вмст съ тмъ въ высшей степени пріятный въ низкихъ нотахъ. Что за слухъ! Онъ настоящій артистъ.
— Наслдственный талантъ, немудрено, — сказалъ снисходительнымъ тономъ Филиппъ.
— Чтожъ за бда? спросила съ улыбкой Эмми.
— Не нужно этого забывать. Не заставляйте его никогда пть въ обществ: это напоминаетъ другимъ его происхожденіе.
— А мама говоритъ совсмъ другое, — возразила она. Ей очень жаль, что онъ не учится пнію. Намедни, во время урока мистера Редфорда, нашего учителя музыки, она попросила Гэя спть гамму. Тотъ ротъ разинулъ отъ удивленія и восторга. Гэй будетъ у него теперь брать уроки.
— Въ самомъ дл? сухо спросилъ Филиппъ.
— Да неужели вы не шутя думаете, что еслибы ваша мать была дочь музыканта и у васъ самихъ былъ бы талантъ къ музык, то вы бы стыдились его выказать? съ удивленіемъ спросила Лора.
— Право, не умю вамъ сказать, что бы я сдлалъ тогда, еслибы мать моя была бы другаго происхожденія, чмъ теперь, и еслибы у меня открылся музыкальный талантъ.
Барышень позвали одваться, чтобы идти гулять на гору Истгиль, и мать позволила Филиппу проводить ихъ туда. Онъ и Лора шли рядомъ нсколько впереди другихъ. Дорогой молодой двушк сильно захотлось навести разговоръ опять на Гэя.
— Мн онъ очень нравится, — сказала она:- въ немъ много хорошаго.
— Это правда, — овчалъ Филиппг, — но вполн довряться ему опасно. Львенка можно сдлать ручнымъ посредствомъ ласки, но переродить его нельзя.
— Разв онъ, по вашему, львенокъ? спросила Лора.
— Да, львиная кровь видна у него по глазамъ. Онъ не выноситъ ни одного совта, манеры у него очень рзкія; едва ли можно предполагать, чтобы характеръ у него былъ спокойный. Сердце у Гэя отличное, онъ очень откровененъ, старается всегда сдлать другимъ пріятное; но, сколько я усплъ замтить, судя безпристрастно, онъ владть собою не уметъ и очень упрямъ.
— А отчего-жъ онъ такъ сильно любилъ своего дда, не смотря на то, что тотъ былъ строгъ съ нимъ? Вдь онъ только въ послднее время немного развеселился, а то прежде на него жаль было смотрть, такъ онъ былъ убитъ горемъ.
— Да, Гэй очень нженъ и чувствителенъ — это даже лишнее для такого круглаго сироты, какъ онъ. Я наблюдалъ за нимъ въ Рэдклиф; онъ держался очень мило, немного ребячился, правда, но вообще былъ приличенъ и ласковъ со всми. Хорошо, что его оттуда перевезли: тамъ народъ любилъ его до обожанія и его непремнно бы избаловали.
— Жаль было бы, если бы онъ испортился!
— Очень было бы жаль. У него много хорошихъ качествъ; но они даны ему какъ бы для равновсія съ родовыми пороками. Сколько мн помнится, вс его предки, кром несчастнаго злодя, сэръ Гуго, отличались великодушіемъ и открытымъ характеромъ. Вотъ почему я не полагаюсь на эти два свойства, рзко выдающіяся въ Гэ. Нужно еще хорошенько его узнать, чтобы вполн довриться ему. Вы понимаете, что я говорю съ вами объ этомъ не изъ желанія осуждать Гэя; — совсмъ нтъ, я хочу быть только справедливымъ и потому повторяю: я тогда только буду увренъ въ Гэ, когда испытаю его.
Лора ничего не отвчала; ей стало неловко. Филиппъ говорилъ такъ здраво и убдительно, что противорчить ему не было возможности, и притомъ внутренно она не могла не гордиться его довріемъ; но ей жаль было Гэя.
— Ну, какъ онъ оправдаетъ все то, что Филиппъ объ немъ сказалъ? думала она про себя, а у нея недоставало думу возобновить начатый разговоръ. Оба они шли долго, не промолвивъ ни слова. Лора нечаянно взглянула на лицо Филиппа; на губахъ его лежала печать какой-то нмой тоски.
— О чемъ это вы думаете, Филиппъ? — спросила она наконецъ.
— О сестр Маргарит. Я знаю, что такая любовь брата къ сестр есть безуміе; другіе найдутъ, пожалуй, что я преувеличиваю свое чувство къ ней; но чтожъ мн длать, если я лгать не умю!
— Разв вы были въ Локслэй-гол? А мы думали, вы въ Стэйльгурст.
— Я былъ и тамъ и тутъ.
— Не ходили ли вы въ С. Мильдредъ съ Маргаритой?
— До меня ли ей! Она все возится съ литературными клубами, вечерами и благотворительными обществами.
— Ну, а съ докторомъ ладили вы или нтъ?
— Я старался видть его какъ можно меньше. Онъ по прежнему лишенъ, кажется, всякой способности разговаривать. Гмъ! — Филиппъ тяжело вздохнулъ. — Мн только и оставалось одно развлеченіе — ходить пшкомъ изъ С. Мильдреда въ Стэйльгурстъ. Это было такое наслажденіе вырваться изъ міра сплетень, эгоизма и пустоты и бродить одному въ тихій, осеній день по зеленому кладбищу, гд все кругомъ дышитъ спокойствіемъ, а пожелтвшіе листья деревьевъ шумятъ подъ ногами.
— Вы упомянули о сплетняхъ! да разв Маргарита ими занимается? спросила Лора.