Наследник имения Редклиф. Том второй

Гэй, съ своей стороны, съ ужасомъ помышлялъ о сочельник. Воспоминанія о томъ, какъ проводился этотъ вечеръ въ Гольуэл, раздирали его сердце. Съ первой минуты по прізд въ Рэдклифъ, онъ неутомимо занялся длами по имнію; многое устроилъ для пользы народа, а все свободное время посвятилъ занятіямъ по университету. По поводу улучшенія быта жителей Кулебъ-Пріора, Гэй вступилъ въ дятельную переписку съ мистеромъ Россъ; онъ даже отправилъ Мэркгама, совершенно противъ желанія послдняго, для переговоровъ съ фермеромъ Тоддомъ на счетъ поправки домовъ въ этой запущенной деревн. Не смотря на сознаніе, что онъ приноситъ пользу своимъ подданнымъ, что народъ любитъ и уважаетъ его, не смотря на широкое поле хозяйственной дятельности, какъ бы ожидавшее такого энергическаго распорядителя, какимъ могъ быть Гэй, онъ чувствовалъ себя дотого одинокимъ въ Рэдклиф, что на него нападала безотчетная тоска. Дло валилось изъ рукъ, энергія ослабвала, каждая новая реформа теряла свою цну въ его глазахъ, когда онъ вспоминалъ, что Эмми не увидитъ ничего, изъ сдланнаго имъ у себя дома.

Самая природа съ ея красотами, море и лсъ — эти врные товарищи его дтства, все потеряло прежнюю прелесть въ глазахъ Гэя. Разлука съ Эмми какъ будто увеличила любовь Гэя къ ней, онъ думалъ и видлъ везд только ее одну.

Упадокъ душевныхъ силъ увеличилъ наклонность Гэя къ меланхоліи. Ему все чаще и чаще приходили на память страшные эпизоды изъ жизни его предковъ. Мэркгамъ, эта живая лтопись, иногда по цлымъ часамъ разсказывалъ ему вечеромъ, отрывки изъ жизни его дда. Старикъ какъ бы нарочно не щадилъ своего слушателя и, развивая передъ нимъ длинный свертокъ фамильныхъ преданій, не пропускалъ ни одной подробности, чтобы страшнымъ примромъ оградить Гэя отъ вліянія пагубныхъ страстей, и спасти юношу отъ участи его предковъ. Отецъ Гэя былъ его славой, его гордостью; онъ его самъ вынянчилъ и любилъ, какъ сына. Покойный мистеръ Морвиль былъ старику дороже, чмъ Гэй. Предоставленный съ дтства надзору дядьки, онъ учился въ школ, выбранной для него Мэркгамомъ, все, что онъ ни длалъ, все это разршалось и запрещалось однимъ Мэркгамомъ, немудрено, если старикъ никому не поврялъ всего того, что онъ перечувствовалъ, когда молодой Морвиль погибъ ужасной смертью. Одинъ Богъ былъ свидтелемъ его тайной скорби. Ему пришлось въ первый разъ въ жизни разоблачить передъ Гэемъ все, что накопилось впродолженіе 20 лтъ въ его преданномъ сердц. За то онъ съ какимъ-то благоговніемъ описывалъ ему, что за красавецъ былъ его отецъ, какіе у него были прекрасные, черные глаза, что за походка, и все это вмст съ умомъ, съ блестящими способностями — заключилъ Мэркгамъ:- все погибло, вслдствіе его вспыльчивости и необузданности характера. Онъ былъ въ дтств кроткимъ мальчикомъ, и не смотря на безпечность и на невниманіе къ нему отца, онъ такъ его нжно любилъ, что если бы тотъ далъ ему хотя малйшее воспитаніе, изъ него вышелъ бы отличный человкъ. Послднія слова Мэркгама объяснили теперь Гэю, въ чемъ именно состояли страшныя угрызенія совсти, мучившія его дда. Покойный сэръ Гэй укорялъ себя не за одну смерть сына, нтъ, онъ чувствовалъ, что отдастъ отвтъ Богу и за самую жизнь сына. Мэркгамъ кончилъ, наконецъ, мрачную повсть и невольно раскаялся въ излишней болтливости, когда повнимательне вглядлся въ слушавшаго его Гэя. Онъ сидлъ молча, опустивъ голову, слезы сверкали на его глазахъ и глубокая тоска дышала въ каждой черт его блднаго лица.

— Что прошло, того не воротишь, — кротко замтилъ ему старикъ. — Не слдовало бы намъ съ вами, сэръ, поднимать старину, благо, что вс главныя дйствующія лица уже въ могил!

Дйствительно не слдовало, потому что впечатлительная натура Гэя выстрадала цлый адъ мученій впродолженіе этого вечера. Сцена смерти его отца дотого живо представилась его воображенію, что ему казалось, будто онъ самъ ее видлъ, самъ слышалъ предсмертный стонъ отца и послднее проклятіе дда. Онъ радъ былъ, когда Мэркгамъ замолчалъ; онъ точно очнулся посл тяжкаго, долгаго сна.

Разсказы объ отц разожгли въ Гэ страстное желаніе узнать также нкоторыя подробности и о покойной матери, которая служила для него постояннымъ идеаломъ чистоты, кротости.

— Чмъ она могла быть для меня въ настоящую пору! говорилъ онъ тоскливо, ворочаясь въ постел посл того вечера, когда Мэркгамъ разсказывалъ ему такъ много объ отц. — Какъ бы она меня успокоила, какъ берегла бы! она не отреклась бы отъ меня, какъ мистриссъ Эдмонстонъ, по одному подозрнію, основанному на слухахъ.

Сэръ Гэй на другой же день отправился верхомъ въ гости къ мистриссъ Лэвирсъ съ тмъ, чтобы узнать отъ нея все то, что той было извстно про его мать.

Старушка не заставила себя долго просить и принялась разсказывать Гэю все, что она могла только припомнить.