— А это законно? — внезапно озабоченно уточнила девушка, — к тому же он несовершеннолетний, его можно допрашивать только в присутствии родителей.
— Законно, незаконно, какая разница, — зло ответствовал старший шериф, подходя почти вплотную к стеклу и внимательно разглядывая безмятежное лицо парня, — мы не дали ему убить Светлова, и это главное. Осталось только его расколоть, чтобы он сознался, что в мстителя заигрался, а дальше нам будет уже до одного места вся эта законность, специальной комиссии по делам аристократов этого будет достаточно. Он влез в гражданские дела, и его тут ни родители, ни адвокаты уже не отмажут.
— А если он не расколется? — чуть поколебавшись, всё-таки спросила Лика.
Восточнолесов хмуро взглянул на подчинённую, но ничего говорить не стал. Впрочем, его молчание было куда красноречивей слов.
Когда в допросную вошел шериф, то первое, что он сделал, усевшись напротив меня, это выставил на стол пепельницу, достал сигарету и спросил:
— Куришь?
— Нет, — ответил я, — как можно, я же несовершеннолетний.
От последней фразы его заметно перекосило, но комментировать он не стал, наоборот, закурил сам и выдохнув мне в лицо струю дыма, произнёс:
— А я покурю, если не возражаешь.
— Нет конечно, — улыбнулся я, откидываясь на спинку стула, — травитесь на здоровье.
Пару минут, под его вдумчивое курение, мы молча переглядывались, затем он внезапно подскочил, трахнул кулаком по столу и заорал мне в лицо, брызгая слюной:
— А ну признавайся, хотел убить Светлова?! Ты, мелкий, вонючий говнюк!
Я подождал, когда он проорётся, затем спокойно ответил:
— Нет.
— Врёшь! — припечатал шериф, нависая надо мной, — по глазам твоим вижу, что врёшь. А ну говори, убивал до этого?
— Убивал, — кивнул я.
— Ну вот, — обрадовался полицейский, — когда, кого?
— Вчера, — с готовностью ответил я, — терроров в “Контрударе”.
— Каких терроров?! — на миг опешив, заорал вновь он, налившимися кровью глазами смотря на меня, — в каком ещё контрударе?
— Ну как в каком, от ООО “Вентиль”, знаете, производитель игр такой известный.
— Что ты несёшь? — взревел мужчина, побагровев, — я тебя спрашиваю, людей убивал?
— Так они люди, — кивнул я, — а пришельцев я в среду убивал, “Серьёзный Семён” игра называется.
Полицейский сел на стул вновь, зло прошипел:
— Издеваешься, значит. Ну ничего. Это ненадолго. У нас знаешь сколько уже доказухи на тебя? Лучше по хорошему признайся, обещаю, по нижнему пределу приговор пойдёт.
— Какой приговор? — приподнял я бровь, не спеша ни в чём признаваться.
— По статье о вмешательстве в гражданскую деятельность государства! — вновь приблизил своё лицо ко мне шериф, раздувая от гнева ноздри.
— А что, есть такая?
— А ты не знал? — мужчина растянул рот в злой ухмылке, — статья триста пятнадцать, уголовного кодекса, между прочим, вплоть до вычеркивания из списков рода, со всеми вытекающими. Не боишься из аристократов мигом в простолюдины улететь?
— Да? — задумчиво произнёс я, — и даже к несовершеннолетнему такую строгую меру могут применить?
— Кхм, — тут мужчина немного сбавил напор, — ну из списков рода не вычеркнут, но ни о каком наследовании точно можешь больше не думать. Отнимут право наследования, по всем правилам, с утверждением высшим дворянским советом. И тогда больше не быть тебе главой рода никогда, даже если попробуешь другой род создать. Понял? Это навсегда и никто и никогда этого отменить уже не сможет. Подумай об этом внимательно. А если подпишешь признание и поклянёшься не лезть в гражданские дела, то я с комиссией поговорю и максимум получишь предупреждение. Отделаешься, так сказать, лёгким испугом. А? Как тебе такое предложение?
Предложение было заманчивое. Вот только не в той его части как думал шериф. Перестать быть наследником… Разом скинуть с себя сдерживающие путы, постоянно мешающие моим планам. Это, пожалуй, стоило того, чтобы рискнуть.
Наконец всё обдумав, я утвердился в своём окончательном решении, и размашисто хлопнув по столу, отчего мужчина, не ожидавший подобного, дёрнулся сам, твёрдо заявил:
— Никакого признания, никакого соглашения, вали меня начальник по полной, чтоб прям по максимуму.
Вернувшись к Небоходовой за стекло, Восточнолесов вновь закурил, в тягостной тишине. Рассказов продолжал сидеть в допросной, с довольной миной откинувшись, и сцепив ладони в замок на животе. По всему его виду было понятно, что он доволен жизнью, словно не висело над ним страшное для любого аристократа наказание.
— Я не понимаю, — вдруг, жалобно произнесла девушка, — он словно хочет, чтобы его наказали. Но почему?
— Нет, — ответил, сквозь крепко сжатые зубы старший шериф, — недооценил я его, он куда опытней, чем мне казалось. Зря я про признание заговорил, он сразу понял, что у нас не хватает фактуры на него.
— И что делать? — снова жалобно посмотрела на шефа Лика.
— Пытаться убедить комиссию, что мы не просто так схватили наследника благородного рода, что у нас для этого были хоть какие-то основания. И молиться, чтобы этих оснований хватило, чтобы нас самих не притянули за превышение полномочий.
Глава 27