Наследник поручика гвардии

Ксения, выросшая в семье флотского офицера, прекрасно разбиралась в воинских чинах. Правда, флотские офицеры носили эполеты, но о значении количества звездочек на них она имела абсолютно четкое представление. Так что, увидав на шинели Петруши погоны с одним «просветом», но без звездочек, она несказанно обрадовалась.

– Поздравляю тебя, Петруша, с производством в капитан-лейтенанты! – не удержалась бабушка, сияя от счастья.

– Ой, Петрушенька! – только и воскликнула Лиза, обнимая сына.

Когда же Петр наконец-то скинул шинель на руки прислуге, женщины в изумлении воззрились на белый эмалированный крест с изображением Георгия Победоносца, поражающего копьем змия, на его шее.

– А почему, Петруша, у тебя орден Святого Георгия?! – растерянно спросила Ксения. Она знала, что этим орденом награждают только за боевые заслуги.

– А меня представляли к ордену равноапостольного князя Владимира IV степени, – смущенно ответил тот. – Но государь, просматривая проект указа, где было написано «Подвиг лейтенанта Чуркина надобно приравнять к совершенному в боевых условиях», собственноручно вычеркнул «равноапостольного князя Владимира» и надписал «св. Георгия». – Наверное, государь имел в виду, что своими действиями в тяжелых штормовых условиях я спасал не только команду фрегата, но и его сына, цесаревича Алексея.

– Поздравляем тебя, Петруша! Ведь это очень высокая награда даже для штаб-офицера! – счастливо воскликнула Ксения.

– Спасибо, дорогие мои! – сердечно поблагодарил он и наконец решительно снял фуражку.

Женщины с широко открытыми глазами, полными ужаса и сострадания, взирали на седую прядь в его волосах.

– Петруша?! – почти шепотом только и нашла, что сказать Ксения.

– Память о гибели «Александра Невского»… – горько усмехнулся тот. – Теперь уж до конца моих дней.

– Что же ты пережил, сынок?! – тихо простонала Лиза, утирая слезу.

– За «просто так», мама, ордена не дают! – твердо ответил сын, с нетерпением глянув на дверь кабинета.

Ксения, перехватив его взгляд, скорбно произнесла:

– Нет уже с нами Андрея Петровича…

Петра как будто обухом ударили по голове. Он растерянно стоял, пытаясь уловить смысл сказанного и оцепенев от горя. Затем неуверенными шагами направился к двери кабинета. Открыв ее, глянул на диван и пошатнулся. Лиза хотела было кинуться к нему, чтобы поддержать, но Ксения мягко остановила ее, шепнув на ухо: «Пусть побудет один».

Петр закрыл за собой дверь, и через некоторое время из кабинета раздались глухие, сдержанные рыдания. Женщины, обнявшись, тихо плакали, боясь нарушить прощание дорого им человека со своим дедом, с которым его связывали не только родственные отношения, но и крепкая мужская дружба…

Когда уже накрыли стол, Петр подошел к креслу, в котором сидел Андрей Петрович на правах главы семьи, и, вздохнув, опустился в него, подчеркнув тем самым, что теперь главой рода Шуваловых становится он сам. Со всеми вытекающими отсюда обязанностями.

– Когда это случилось? – спросил Петр, когда женщины заняли свои места за столом.

– В ночь с 12 на 13 сентября. Под утро, – уточнила Ксения.

Петр вздрогнул. И с мистическим страхом в голосе тихо произнес:

– В это же самое время «Александр Невский» сел на мель у датских берегов…

Ксения утвердительно кивнула головой:

– Я всю ту ночь, не смыкая глаз, просидела у его изголовья. Андрей Петрович то забывался, то снова открывал глаза. А уже перед самым рассветом, когда я держала его ослабевшую руку, еле слышно – я даже наклонилась к его лицу, чтобы, не дай бог, не пропустить ни слова, – произнес: «Сдается мне, что и Петруше сейчас очень тяжело…». И затих уже навсегда… Даже в свой смертный час он думал о тебе, Петруша.

Петр закрыл лицо руками и тяжко простонал. Так и сидел он, заново, как ранее в кабинете, переживая кончину дорогого ему человека. Затем, опустив руки, извиняющимся за минутную слабость взглядом посмотрел на не менее дорогих ему женщин и потянулся за бутылкой с мадерой – той самой, которую так мечтал распить с дедом.

Встав с бокалом в чуть дрожавшей руке, Петр глухо произнес:

– Давайте, дорогие мои, помянем Андрея Петровича, моего воспитателя и надежного друга, который для меня всегда был непререкаемым авторитетом. Пусть земля ему будет пухом… – и не спеша, по флотскому обычаю, осушил бокал до дна.

– Все хлопоты по погребению Андрея Петровича взял на себя Матвей, – сообщила Ксения. – А затем он снова вернулся в наш дом, – осторожно добавила она, с видимым напряжением глядя на внука, с замирающим сердцем ожидая его реакции на это немаловажное для них с дочерью событие.

Тот, увидев явное смущение своей матери, ее разом порозовевшее лицо, все понял. Он догадался также, что женщины трепетно ожидали его решения как главы их рода. И усмехнулся про себя, как это в слух сделал бы дед: «Ох, уж эти женщины… Жизнь есть жизнь, и продолжается, несмотря ни на что».