Монахиня посмотрела на бегущие стволы деревьев, на бледно-голубое солнечное небо, на заснеженную дорогу, тянущуюся возле самого леса. Когда лес кончился, дорога вышла к селу; открылось большое поле, а на краю поля брошенная колхозная техника, занесенная снегом. В некоторых домах села окна были заколочены накрест досками. У одного дома стоял ржавеющий трактор с выбитыми стеклами, полу разобранный, давно забытый и никому не нужный.
Большой Руси нужен мудрый хозяин.
И монахиня тихо вздохнула, принялась вновь за вязание; изредка поглядывала на Катерину с затаенным интересом, замечая в ее лице желание продолжить разговор.
Как твое имя, дочка? – спросила она.
Катя.
Катерина, - монахиня помолчала. – Хорошее имя. У сестры моей дочь тоже назвали Катериной. Но пожила она не много – три месяца с рождения. Померла… Царство ей небесное.
Она перекрестилась и поклонилась в сторону окна.
При упоминании о ребенке в сознании Беловой вновь возникли прежние тяжелые видения… Ей захотелось перекреститься подобно монахине, но неумение и вместе с тем смущение мешали ей. Катерина низко опустила голову, пряча взгляд.
Монахиня, заметив в ней резкую перемену настроения, сочувствующе сказала:
Не мучайся так, Катя. Расскажи мне, что тревожит тебя? Ты почувствуешь, что на душе станет легче.
Катерина ждала, что монахиня спросит ее об этом; она очень хотела рассказать ей о своем грехе. Но теперь, когда монахиня готова была выслушать ее, боязнь не давала говорить. Ведь сказать о том, как она расправилась со своим ребенком, - страшно! Да и простит ли ее Бог после раскаяния? «Эта монахиня ближе к Богу, я должна рассказать ей, должна!».
Катерина, никогда раньше не вспоминавшая о Боге и не верившая в него, теперь пыталась убедить себя что бог есть, он существует, невидимый и неосязаемый… Он следит за жизнью людей и выносит им свои приговоры: одним – болезни или смерть за грехи земные, другим – радости и счастье за чистые души. В Катерине обострилось чувство вины, и она готова была молиться и верить в божью милость, лишь бы он простил ее страшный грех. Ведь он видел все той ночью, это он вселил в нее душевную не проходящую боль и ожидает теперь искреннего раскаяния.
Не бойся, дочка, поведай, - повторила монахиня.
Это страшный грех мне трудно, - произнесла Катерина.
Она всем сердцем желала верить в то, что, рассказав монахине об ужасах морозной ночи, она облегчит свою душу, но страх сейчас был сильней…
А ты наберись смелости, - помогала монахиня, - и поведай обо всем с самого начала. Так легче перейти к главному.
Катерина склонила над столом голову, и пышные волосы ее рассыпались вниз.
Раньше я жила в деревне под Новгородом, - начала она, - жила вместе с отцом и матерью. Они работают в совхозе. Там, в деревне, я закончила восемь классов и поехала в Ленинград поступать в хореографическое училище, но не прошла по конкурсу. А танцевать так хотелось! Еще учась в школе, часто мечтала стать известной балериной. И в деревне по глупости всем разболтала, что непременно стану известной. Но, видать, не судьба, полтора балла не набрала, не приняли…
На миг ясно представив все пережитое, она грустно улыбнулась.
Мечта не сбылась. Возвращаться в деревню было стыдно. Мои родители ждали будущую балерину, да и в деревне – тоже. Представьте, как бы надо мной надсмехались в деревне, если бы я вернулась, не поступив в училище. «Гляньте, наша Белова – балерина! Работала бы лучше дояркой на ферме вместе с матерью». Подумала я и решила: в деревню не вернусь. Осталась в Ленинграде, поступила рабочей на завод. Поселили меня в общежитие, дали лимитную прописку, и жила так два месяца, трудилась. А потом…
Она мучительно выдохнула и вновь опустила раскрасневшееся лицо.
Я встретила девушек. Их жизнь казалась мне беззаботной и красивой. И я втянулась… Ходила по ресторанам, любила мужчин… Словом, этих девушек называют женщинами легкого поведения. С работы меня уволили за прогулы. И я не пыталась больше устраиваться на работу. Денег у меня было достаточно; снимала комнату у одной доброй тетки, которая не знала, чем я занималась, и всегда удивлялась почему я работаю только в ночную смену.
Заметив в дверях вошедшего проводника, Катерина замолчала. В руках он держал блок сигарет.
Сигарет не желаете?
Нет-нет, благодарю вас, - холодно произнесла монахиня.
Проводник посмотрел на женщин, что-то недовольно пробормотал и вышел.
Монахиня приготовилась слушать Катерину. Но Катерина потупила взор и о чем-то задумалась.
Грешна ты, дочка, видит Бог, - сказала монахиня, - жизнь твою последних лет праведной не назовешь…
Беловой трудно было смотреть в глаза старой женщине. Дрожащими пальцами она убрала с плеч распустившиеся волосы и тихо вздохнула.
Не знаю. Не думала ни о чем тогда.