Наследник волхва

На том они и примирились. Бабка Матрена увела Ирину в дом, а Марина, выйдя из ворот, направилась по Овражной улице в храм хорошо знакомой ей дорогой. Когда-то она часто ходила ею, когда жила у бабки Матрены. Молилась перед святыми иконами во здравие пропавшей сестры, пыталась найти утешение в разговорах с отцом Климентом. Утешения те беседы ее мятущейся душе не приносили, но молитвы, быть может, помогли. Карина спаслась, пережив такое, о чем лучше и не думать, и не говорить, чтобы не прослыть безумной. И в самом деле, кто, будучи в здравом уме, поверит, что бабка Ядвига обратила Карину в русалку, и та несколько недель провела в Зачатьевском озере, нападая на людей и пытаясь утопить их? Марина и сама иногда думала, что сошла с ума, поверив в рассказы Карины и тому, что Олег с Михайло, проведя языческий обряд, сняли с ее сестры чары. Поэтому старалась ни с кем об этом не говорить, даже с мужем, и не вспоминать.

Иногда ее одолевало искушение рассказать обо всем отцу Клименту, но после недолгой внутренней борьбы Марина преодолевала его. Поэтому так давно она и не ходила в храм, где ей, по настоянию отца Климента, пришлось бы причащаться и на исповеди открыть всю правду. Но сегодня она решилась.

Впрочем, Марина не собиралась исповедоваться отцу Клименту, ведь для этого надо было прежде пройти целый ряд процедур, и нарушать строгие церковные правила не стал бы сам настоятель. Ей достаточно было бы помолиться перед иконами, чтобы вновь обрести душевный покой, если это возможно. Ее душа православной христианки тяготилась долгим, пусть и добровольным, отлучением от церкви. А мысль, что она, вольно или невольно, соприкоснулась с миром, этой церковью осуждаемым, была для нее безмерно тягостной. Марина искренне страдала. А теперь, когда она готовилась вскоре стать матерью, ее страдания только усилились. Она боялась за жизнь своего будущего ребенка и хотела, чтобы он принял уже в младенчестве православную веру, которая могла бы защитить его, словно незримым щитом, от многих бед. Но при этом Марина любила мужа, который был язычником и служил культу Велеса, языческого бога, а потому она не менее сильно боялась даже заикаться ему о своем желании крестить младенца, не зная, как он к этому отнесется.

Идя в Кулички, она рассчитывала обратиться в храме к Богу и спросить Его совета, как ей поступить.

Глава 20. Выбор сделан

Марина шла, и каждый шаг давался ей с необычайным трудом. Она почти физически ощущала, как что-то принуждает ее повернуть обратно, и ей приходилось прилагать невероятные усилия, чтобы противостоять этой неведомой силе. Ее губы шептали слова, которые рождала ее душа:

С утра небо серо,

И гвалт воронья.

Примета плохая:

Быть смерти.

Но чья?

Кому не достанет

Назавтра тепла,

Ни ветра, ни солнца,

Ни радости дня?

Закат будет скорым,

А ночь — без конца,

Без мысли, без света

Родного лица.

Лишь холод могильный,

Где прах бытия

Покоится с миром…

Та смерть -

Не моя?

На душе у Марины было пасмурно, как в ненастный день. Такие дни или часы бывают в жизни каждого человека. Иногда они случаются вроде бы без видимой причины. Но это так только кажется. Причина всегда есть, и обычно она таится в прошлом. Марина знала, почему это с ней происходит. Это была расплата за то, что она, православная христианка, вышла замуж за язычника. И долгое время была бездумно счастлива, не желая делать выбор между христианством и язычеством. Теперь она укоряла себя за это.

Но самым ужасным было то, что в глубине души Марина знала — если ей придется выбирать между церковью и мужем, между православной верой и язычеством, она предпочтет Олега и языческую веру. Ведь именно это — хранить верность мужу, быть с ним в радости и печали, болезни и здравии, в богатстве и бедности, любить его, и оберегать их союз до конца жизни, — она пообещала самому Господу Богу, когда венчалась в храме.

На это единственно она и надеялась — что Господь не заставит ее нарушить завет, Ему же данный…

В храме было пусто, тихо и сумеречно. Солнечный свет едва проникал через узкие окошки, помещение освещали лишь несколько крошечных лампадок. Утренняя служба давно закончилась, и отец Климент, собрав, как рачительный хозяин, недогоревшие свечи, ушел к себе домой отливать из огарков новые. Его дом, небольшая ветхая деревянная постройка с окнами в форме креста, ютилась на заднем дворе храма. Отливая свечи, настоятель отдыхал и одновременно зарабатывал себе на пропитание, продавая самоделки прихожанам. Приход был невелик, а местные жители не отличались щедростью, и отцу Клименту приходилось работать, не покладая рук, чтобы было чем прокормиться. Твердой таксы на свечи не существовало, каждый, беря свечу, опускал в ящик для пожертвований «от щедрот своих».