Но отец Климент сначала перекрестился сам и только потом ее, после чего протянул ей руку, которую она поцеловала. Рука настоятеля пахла воском и немного прокисшими щами. Видимо, отлучившись из храма, батюшка успел не только отлить несколько свечей, но и вкусить пищу, позаботившись как о своей духовной ипостаси, так и о телесной.
— Благословляю, — скупо обронил он. И не преминул укорить: — Давно не была! Не мудрено, что спутал ангела с дьяволицей.
За внешней суровостью отца Климента таилась добрая душа. В этом он был схож со своей единокровной сестрой, бабкой Матреной. Поэтому Марину не напугал его грозный тон. Она считала отца Климента своим духовным отцом и в прежние времена часто советовалась с ним по разным поводам. И сейчас, по старой памяти, не успев получить, косвенно по его вине, ответа свыше, Марина обратила свой вопрос к нему.
— Батюшка, скажите: должна ли жена во всем повиноваться мужу?
Отец Климент явно не ожидал такого вопроса, поэтому машинально утвердительно кивнул, но тут же спохватился и внес коррективы, пророкотав, словно иерихонская труба:
— Кроме тех случаев, когда это противоречит христианской морали.
Однако Марину не удовлетворил такой уклончивый ответ.
— Но где эта грань проходит? — настойчиво спросила она.
Отец Климент нахмурился.
— Я всегда думал, что именно ты, Марина, лучше всех моих прихожанок знаешь это. И для меня неожиданность, что вдруг ты начала сомневаться. — Он погрозил ей пальцем. — Это все из-за того, что ты вышла замуж за язычника!
— Но Олег крещеный человек, — возразила она, вступаясь не за себя, а за мужа.
— Формально, — отрезал отец Климент. — В душе он, как это ни прискорбно, приверженец языческой веры. И ты должна желать его истинного обращения. — Он возвысил свой голос, как делал это всегда, когда приводил библейские цитаты, и произнес: — Ибо сказано было, что крещение есть новое рождение, оно совершается для спасения людей.
— Он хороший муж. И я уверена, что он будет хорошим отцом, — задумчиво произнесла Марина. — Можно ли желать большего?
— Можно и нужно, — заявил отец Климент. — Еще, и прежде всего, он должен быть хорошим христианином. А теперь подумай и ответь мне, как на духу: твой муж хороший христианин?
Марина замешкалась с ответом, не зная, что сказать. Отец Климент, видя это, восторжествовал.
— Православная вера открывает человеку путь для новой жизни. Язычество направляет его на путь, ведущий в адскую бездну. Какой из этих двух путей выберешь ты?
— Я уже выбрала, когда венчалась, — кротко, но твердо сказала Марина. — И кому, как не вам, отец Климент, знать это. Ведь вы нас венчали.
— Человеку свойственно ошибаться, — повинился отец Климент, смирив гордыню.
— Это сказал Сенека, а Цицерон позже к этой фразе добавил: «Но глупо упорствовать в ошибке», — сказала Марина. — И с этим не поспоришь. Однако, по моему разумению, вы совершили ошибку не тогда, а сейчас.
— И какую же? — спросил отец Климент, гневно раздувая ноздри.
— Вы пытаетесь убедить меня, цитируя древних римлян, а не библию. А ведь оба они были язычниками. — Высказав это, Марина мягко спросила: — Вас самого это не удивляет, батюшка?
И впервые на ее памяти отец Климент не нашелся, что ответить.
Глава 21. Откровения бабки Матрены
Отворив калитку, Марина вошла во двор и сразу увидела стаю гусей у поленницы. Вид у птиц, вопреки обыкновению, был унылый и какой-то пришибленный. Марина удивилась. Когда она жила у бабки Матрены, то обычно гуси уходили из дома ранним утром, а возвращались поздним вечером. Весь день они либо бродили голодными по поселку в поисках пропитания, либо, насытившись, нежились на солнышке в центре площади или, в последнее время, на церковной паперти.
Марине всегда казалось, что гуси жили сами по себе, рассматривая двор бабки Матрены лишь как пристанище, где можно переночевать в холодное время года в теплом сарае и при случае подхарчиться, если не удавалось ничего добыть за день в поселке. А саму бабку Матрену они считали не хозяйкой, а содержательницей постоялого двора для гусей, которой можно платить показным смирением и приветливым гоготанием. Но поскольку они вносили некоторое разнообразие в жизнь одинокой старухи, то она не возражала против такого распределения ролей.