Наследники

— Знаю, знаю, — отмахнулась его мать. — Видела грамоту. — Похвала Эдди не очень порадовала ее. Улыбка на секунду сошла с губ. — Мы восхищены, правда дорогой? — спросила она. Муж в знак согласия одобрительно кивнул и растворился в своем мире. Уж он точно не с нами последние несколько минут. — Все, на сегодня закончим, — объявила мать Эдди и поднялась первой. Эдди поцеловал мать, затем попрощался с отцом, а потом за руку вывел меня из игры, которая, как только закрылась дверь в гостиную, окончилась.

— Зачем ты насочинял столько обо мне! И мои родители …. Отец… Тебе известна его реакция на ….

— Знаю, — отрезал Эдди, — но маме лучше пока не думать о «проблемах».

Перед сном я позвонила родителям. Мама была дома. Она плакала и казалось, что слезы ее текут через отверстия в динамике. Отец отошел. Мама говорила с ним и мне дозволено войти в дом. С женихом.

— Он хочет познакомится с ним, прежде чем делать однозначные выводы. Но мнения о системе и митингах не изменил. Ходит к нему один старик озабоченный. Вместе обсуждают мировой заговор. Лучше бы работали… Мисс Иделия убедила вернутся к ней…

— Я поговорю с Эдвином, мама, — сказала я и положила трубку.

Элизабетта. Мать

После чая я слушала доклад горничной. Энни вызвала девушку на беседу. Хочу лично убедиться, что к обману с учебой мисс Кристу привлекла Альберта, и невеста сына не преследует материальных целей, а думает о счастливом вступлении в брак с наследником.

— Я не заметила ничего странного в поведении мисс Кристы. Девушка выглядит самостоятельной и не глупой.

— Она ни с кем не связывалась?

— Только с подругой. Ее зовут Кэт. Думаю, я правильно расслышала имя. Мисс Криста описывала обстановку комнат и говорила, что боится встречи с вами.

Горничная замолчала.

— Это все?

— Да.

— Продолжайте наблюдать.

— Боюсь, что это стало невозможным. Наследник Эдвин освободил меня от обязанностей, сказал, что за его невестой будет смотреть кто-то другой. Вероятно, подруга Кэт, они обсуждали мое увольнение, но мне показалось, что я неправильно понимаю…

— Ваше место будет сохранено за вами. Мне нужен в этой комнате свой человек. Я хочу знать подобности, это понятно?

— Да, мэм, — покорно ответила девушка. — Я сделаю все, что прикажете.

— Можете идти, и пригласите наследника, — громко сказала я и села рядом с Анри. Он даже не шевельнулся. Как читал свой журнал, так и читает.

Горничная вышла. Я забрала у него журнал. Муж мой поднял глаза и строго произнес:

— Зачем тебе шпионка? Эдди не пять лет, чтобы вот так опекать.

— Странная девица, возможно, использовала Альберту, чтобы получить стипендию. Я докажу, что мисс Криста интриганка.

Анри усмехнулся.

— Скорее наоборот. Оставь их. Сами разберутся.

— Магнаты подозревают нашего сына в сговоре с Премьером. — Я сбросила неудобные туфли и подняла ноги. Юбка задралась, но я не стала поправлять, что совсем на меня не похоже. Я помешана на протоколе и позволяю подобные вольности все реже. Даже наедине с ним. Анри стал растирать затекшие пальцы и прикосновениями своими дарил тепло.

— Утром ты запретила ехать на репетицию, сказала, что я увлекусь и забуду о встрече с невестой сына.

— Подумаешь, впервые послушался и забыл о группе.

— Не совсем, — он улыбнулся. — Мне пришла в голову одна мысль, как осовременить звучание для предстоящих концертов и как сделать, чтобы твой бомонд что-то понял, а зрители на Фестивале вспомнили.

— Ты выступишь в Южной Стране? — я опустила ноги.

— Расписка, милая…

— А у меня долгосрочный договор!

— Буду работать на две страны. Это нормально. — Он встал. Налил в кружку остывший чай. Отпил.

— Премьер согласен?

— Я встречался с ним. Убедил, что Группе не выгодно быть не в изгнании. Мы споем о его стране и о твоей. А потом гастроли.

— Ты… — я не могу подобрать слова. — Неисправим.

— Ваши разборки меня не волнуют, — спокойно ответил он. — Если интересно, мое мнение — шпионские игры ни к чему не приведут. Сядьте за стол и поговорите. Пойдите на уступки. Вы же запугали всех… Голову боятся из-под одеяла высунуть… Хотя… У вас растущие показатели, на ярких картинках кривые роста, пустые обещания и гордость за искусственные цифры.

Я задумалась.

— Это его план? Он велел сказать так? Да ни за что! — я отвернулась. Вспомнила о бабушке, как боялась смотреть ей в глаза. Сейчас не могу говорить с ним. И уступать я не привыкла.

— Решать тебе и Премьеру.

Он ушел, а я вызвала Клауса и обрадовалась, что мой помешанный на гуманизме муж не услышит этот разговор. Бабушка перед смертью успела задать только один вопрос, что меня связывает с моим музыкантом, для которого я давно не на первом месте. И я не знала, как ответить. Долго думала, избегала, увиливала от темы, а однажды призналась:

— Иногда он невыносим, иногда прямолинеен и говорит, что думает, не признает традиции и протокол. Но он единственный, кто хочет понять меня и понимает.