Наследники

Мы в тесном проулке. Здесь скопились автомобили. Водители сигналят, ругаются, выходят на улицу, звонят. Мы едем мимо кафешек. Выпуклые экраны демонстрируют слайды ужасающих мое воображение картин. Битое стекло. Рассыпанные по земле осколки. Багровые пятна на асфальте. Искаженные ужасом лица. В задымленном воздухе летают пластмассовые щиты и черные дубинки. Офисные клерки новости не смотрят. Спокойно читают газету, попивая терпкий кофе, а компания модно стриженых парней играет в бильярд и смеется. Старушка в небесно-голубой шляпке держит пухлую детскую ручку и велит внучке торопиться. Человек в полосатой форме пробегает мимо. Орущий водитель сбивает с ног девочку. Шарик, который несла малышка, лопнул. Печальные слезы потекли по щечке. Поваленное дерево преграждает дорогу. Ветер несет в лобовое стекло газетные обрывки. С рекламных щитов сорваны афиши. Кучерявый парень сидит на асфальте и обнимает окровавленную коленку. Гул чужих, разных по интонации голосов, слился в один и умоляет о помощи. Не могу им верить, я вынуждена поступать не по своей воле, а как они хотят. Они управляют мной, диктуют слова… Навязчиво воет яркая сирена машины скорой помощи… Старушка с ребенком растворяется в дымчатой темноте…

— Да, Фрэнсис…

— Эдди, смотри, водители «из пробки» нервно орут на тех, кто хочет проехать по тротуару. Точно все помешались!

Эдвин не слушал меня.

— И вы прямо заявляете об этом? Хорошо, жду вас…

— Что случилось?

— Ничего, — отрезал Эдвин и выругался. Жестко. — О, черт! — он откинулся на спинку водительского кресла и отказывался смотреть в лобовое стекло. Поток машин застрял в тесном проулке. Людские волны кричали, людские волны бежали сплошным потоком, людские волны прятались в темных углах улиц…

— А кто такой Фрэнсис? — осторожно спросила я.

— Мой друг, — с закрытыми глазами ответил Эдвин и дьявольская усмешка скользнула на губах моего наследника. Таких нежных и приветливых. Но я чувствовала тепло… Или мне хотелось ощущать его, как на том концерте? Эдвин обнял меня.

— Все образуется, — сказал он, затем включил мотор и мы поехали…

В переулке застряли на два часа, зато потом быстро пронеслись по набережной и свернули на живописную улицу. За кованым забором, стоило нам выйти на тротуарную плитку, нас затянуло в кольцо охранников. Человек с наушником доложил кому-то, что наследник приехал.

— Понял приказ. Не выпускать.

Впервые оказалась по другую сторону ограды. Вся необычность, таинственность знаменитого дома-музея улетучились. В детстве мы с подругой часто пробирались на «королевскую улицу», так в народе прозвали дворцовый парк. Наивно верили, что нам позволят узнать тайны, которые скрывает «семья». Но стоило подойти ближе к кованой решетке, как из кирпичной будки возникали суровые тени охранников и гнали куда подальше. Сейчас мне не грубят. Я могу спокойно осматривать ровно остриженный газон, ухоженные дорожки, причудливые балконы, башни, скульптуру, колонны, оформляющие парадный подъезд, слышать журчание воды в фонтанах и чувствовать аромат цветов в клумбах.

— Мне редко позволяют выезжать одному. Но я уже привык и редко замечаю черные пиджаки. После похищения маман переживает, что несчастье повторится…

— Похищения?

— Ну да. В прессе не освещали… Мне одиннадцать было. Разборки в кругах магнатов. Толком не помню. Мы живем здесь, — Эдвин указал на крыльцо с запертой дверью, — а там официальные помещения и музей. В них можно попасть изнутри. Идем.

— Мне уже страшно, — пробормотала я.

Он втолкнул меня в закрытую галерею. Проход к лифту сторожили пять суровых охранников.

— Редко кого пропускают, — пояснил Эдвин и нажал на цифру четыре. — Мать принимает гостей на той половине. Церемониальной.

Лифт домчал до четвертого этажа за пару секунд. Мы идем по длинному полуосвещенному коридору. Я вижу резные двери. Запертые. Что там?