Наследники

Спонтанно возникшая мысль изумила и напугала его одновременно, и старик, окончательно растерявшись, засеменил из кухни. Взволнованный, он бесцельно бродил из комнаты в комнату, погруженный в тягостные мысли.

Павлов ведь предлагал ему помощь. Может, стоило прислушаться? Может, еще не все потеряно?

Он вспомнил слова адвоката о последствиях его «перевоплощения» у нотариуса в известного советского писателя… как там его, Тарасов? Или Протасов? А ведь у покойного остались жена и дочь, это Роговой запомнил.

– Значит, так, Павлов. Я, так и быть, дам показания против этих фраеров, но ты поможешь мне скостить срок, – глядя в окно, где зарождалось утро, решительно сказал старик. – Это будет по справедливости. Баш на баш.

Семен Викторович быстро отыскал визитку, которую ему оставил адвокат, но тут же застыл на месте, едва не хлопнув себя с досады по лбу.

Телефон.

Телефона-то, который ему когда-то дала Коржина, у него теперь не было. Она сама его и забрала в последнюю встречу. И, как понял, Лидия была крайне недовольна тем, что он впустил в квартиру посторонних. К слову, Коржина заявилась к нему буквально через пару минут после того, как ушел Павлов. Подозрительно покрутив своим крючковатым носом, она смерила Рогового недовольным взглядом, после чего спросила: «Кто у тебя был?»

В этот момент Семен Викторович почему-то подумал о Бабе-яге из детской сказки, которая, раздувая ноздри, грозно спрашивала: «Чую, русским духом пахнет…»

На все его заверения, что к нему никто не приходил, Коржина лишь ухмыльнулась:

«В квартире стоит запах мужского одеколона. Здесь так отродясь не пахло».

В итоге грымза сняла показания счетчиков воды и электроэнергии, напоследок забрав у него телефон.

«Обойдешься пока без него, – заявила Лидия. – Все равно пока что для тебя работы нет…»

Работы нет.

Роговой вышел в прихожую, тупо глядя на обшарпанную дверь. Только сейчас он почувствовал себя загнанным зверем – старым, больным, с облезающей шерстью. Еще немного, и он околеет.

«Может, пора завязать?» – вкрадчиво поинтересовался внутренний голос, и Семен Викторович глубоко вздохнул.

Как там назывался ход в шахматах, когда любое дальнейшее передвижение фигур означало ухудшение положения? Кажется, цугцванг? Так и у него. Работать дальше на Сацивина с Коржиной – рано или поздно попадешься. Завязать с криминальной жизнью? В его-то возрасте? Можно попробовать, только жить на что? Какой дурак возьмет старого больного зэка на работу? Или побираться на помойках?

«Ты уже попался, старый дурак, – снова заговорил внутренний голос. – Павлов раскрыл тебя, или забыл?»

Роговой вернулся в ванну. Там он тщательным образом привел себя в порядок, так, как это было возможно – принял душ, побрился, аккуратно расчесал свои седые волосы, почистил зубы…

Когда он облачился в свой единственный костюм, солнце уже выглянуло из-за верхушки новостроек. Истрепанный донельзя паспорт Роговой положил в пиджак. Без документов сейчас никуда, это всем известно.

Семен Викторович еще раз пробежался глазами по визитке, оставленной Павловым, сунул ее в карман и вышел на улицу.

* * *

Он шел не торопясь, решив, что сначала съездит на могилу к супруге. Потому что, наведавшись к Павлову, не факт, что после этого он сможет распоряжаться своей свободой.

До метро можно было добраться двумя способами – на автобусе либо пешком, через парк. Семен Викторович выбрал второе.

Он шел, с удовольствием вдыхая запах утренней свежести и свежескошенной травы – коммунальщики уже принялись за работу, и жужжание газонокосилки слышалось по другую сторону дороги, скрытую деревьями.

Бывший уголовник дышал полной грудью, улыбался и жмурился, когда лучик поднимающегося солнца пробивался сквозь листву, попадая ему в глаза, и думал.

Думал, почему раньше ему не приходило в голову, что такие мелочи, как безоблачное, тихое утро и лучик солнца, ласкающий его старческую кожу, на самом деле так прекрасны и неповторимы.

Семен Викторович слишком поздно заметил, как из-за кустов справа к нему стремительно метнулась фигура с накинутым на голову капюшоном. Человек возник перед ним как призрак, бесшумно и мгновенно. От него веяло смертью, и, лишь мельком глянув на него, Роговой понял – это его палач.

От короткого, но сильного удара в висок он на некоторое время потерял сознание и пришел в себя, лишь когда в его рот, кроша старые полустертые зубы, протискивалось горлышко бутылки. Слабые попытки сопротивления были подавлены ударом в солнечное сплетение, от которого Семен Викторович закашлялся. Отвратительно теплая водка, булькая и обжигая, потекла в его глотку.

Последнее, что запечатлело его затуманенное от боли и алкоголя сознание, – как его куда-то тащат волоком. Затем свет померк, резкая боль в шее – и Семен Викторович провалился в холодную тьму.

Мнение эксперта