Наследники

— Не такие уж они наивные, ваши Казаков и Четверня. Дорожка-то была длинная, пока мы до них добрались. Когда ушла из дома дочь, Казаков правильно рассчитал, что дело может выйти наружу. И он принял ряд довольно энергичных мер. Надо было прежде всего сплавить с «Химстроя» Шмеля. Дома того уже не было. Он боялся наших ребят. Четверня в это время умчался в Межевое, чтобы сориентировать кооператоров. Что же оставалось Казакову? Самому встретиться со Шмелем было бы рискованно, и так своим вечерним визитом тот подвел его. И Петр Сергеевич поручил своему шоферу найти Шмеля и передать пакет, объяснив парню, что Шмель срочно уезжает в командировку, а в пакете дополнительная документация, наряды и накладные. Координаты дал лишь приблизительные, и шофер полдня мотался, пока не обнаружил этого самого Шмеля. Правда, — Березин хитровато усмехнулся, — Казаков мог упростить дело, прибегнув к нашей помощи. Мы-то точно знали, где и по каким закоулкам петлял Матвей Шмель. — Березин снова открыл одну из страниц и предложил Данилину и Быстрову: — Полюбопытствуйте.

Это была записка Казакова Шмелю. Короткая и паническая одновременно: «Посылаю билеты. Самолет в семнадцать. Отлет не откладывай ни на час, ни на минуту. В случае чего — немее камня. Посылаю часть. Большая ждет. Записку уничтожь немедленно».

— А почему же Шмель не уничтожил столь железную улику? — спросил Данилин. — Как вы это объясняете?

— Не только не уничтожил, а зашил в самое потайное место. Благородства у такой публики отродясь не бывало. Он эту записочку пуще глаза берег. С ней-то Казаков у него полностью в руках. Попал — пусть выручает, любыми силами, любыми средствами. Не попал — опять же рычаг, да еще какой! Любые условия предъявляй — все сделает.

— У меня к вам два вопроса, товарищ Березин, — заговорил Быстров. — Расскажите подробнее о комбинации в Южном порту.

— В самом начале строительства эта группа продала сто тонн цемента рыболовсоюзу, те пансионат строили на Рыбинском море и испытывали большую нужду в цементе. Один из «рыбаков» был знаком со Шмелем. Тот с благословения Казакова все устроил. Продали цемент рыболовсоюзу, а списали как подмоченный.

— Черт побери! — с досадой выругался Данилин. — Я помню эту историю. Там же акт пароходства был, указывалось, что баржа налетела на что-то.

— Вы правы. Именно эта причина фигурирует в акте. В пароходстве и порту оказались свои Шмели.

— У вас был еще вопрос? — обратился Березин к Быстрову.

— Да. Четверня показал, что разговор о комбинации с «Северянином» шел в присутствии Богдашкина. Какова его роль во всем этом? Неужели и он…

Березин отрицательно покачал головой.

— Нет, нет. Товарищ Богдашкин был в ресторане, это верно. Но разговор об операции шел без него, когда он выходил. И вообще в этой компании он не участвовал, хотя Казаков пытался очень старательно втянуть его в свой круг. Конечно, в безобразиях с учетом материалов на стройке Богдашкин виноват. И основательно. Как и бухгалтерия, впрочем. По этому вопросу мы пришлем вам специальное представление.

Данилин мрачно согласился:

— Правильно. Кое-кому всыплем по первое число. — Затем, помолчав, добавил: — Да и самому мне министр «благодарность» преподнесет. Это уж наверняка.

Березин продолжал:

— Товарищ Богдашкин человек чистый, он нам основательно помог распутать этот узел.

— Ответьте еще на один вопрос, — попросил Быстров. — Какова во всем этом деле роль Крутилина?

— Из главка? — переспросил Березин.

— Да.

— Роль не очень активная, но и не завидная. Его прямое участие в делах Казакова и К^о не установлено. Но мешать нам через различные инстанции пытался. Видимо, обязан чем-то Казакову. Разрешение главка на обмен материалов с «Северянином» он подписал задним числом. Его мы не привлекаем, но от работы, как нам сообщили, его освобождают.

— Мы замучили вас вопросами, — проговорил Быстров, — но, понимаете, ведь дело идет о наших людях. Слышал я, что в эту казаковскую кучку они вовлекли еще кое-кого. И даже из молодежи. Так это или нет?

— Видите ли, товарищ Быстров, очень расширять свой клан они не стремились. Но кое-кого к себе приближали. Ну, например, Хомяков. Директор вашего Тимковского растворного узла. Они его туда посадили не случайно. Только он их доверия не оправдал. Буквально под носом у него Зайкин мешки-то переметил. Был у меня этот Хомяков несколько раз. Подал заявление, требует присовокупить к преступлению Шмеля нанесение оскорбления его личности путем двух ударов по левой и правой щеке…

— А он что, не успел или не захотел приобщиться к их деятельности?

— По-моему, ему просто повезло, им не хватило времени, чтобы запутать. Правда, цемент в Тимково возили при нем, но разнарядка была оформлена накануне его прихода на узел. Другой, конечно, может, и заподозрил бы неладное, но этот был занят другими делами. Новой должностью упивался. Между прочим, собирается речь держать на суде. Я его спрашиваю: за или против, обвинять или защищать собираетесь? Поддерживать Фемиду, говорит, буду. Я, слышь, покажу им, как личность оскорблять.

— А за что Шмель-то его?