Наследники Ассарта

— Первый — его собственное существование. Но не перебивай меня детскими вопросами. Дух — непрерывно ищущий и преобразующий. Вы — человечество Мироздания — одна из попыток такого выражения. Одна из ветвей поиска. Но ветвей много. Были расцветшие прежде вас. И увядшие — потому что в какой-то миг они переставали выражать Дух, приближаться к нему, но наоборот — начинали удаляться. И становились ненужными. Умирали, чтобы уступить место другим.

— Мне не все тут ясно, — сказал я. — Дух — везде. Как же можно удалиться от него? В какую бы сторону мы ни двигались — мы все равно остаемся в нем. Или, как ты сказал, — приближаемся к нему. По нашей терминологии это называется лентой Мебиуса: она двустороння, но на самом деле поверхность у нее одна, и мы с тобой оба находимся на ней, даже если нам кажется, что мы — на разных ее сторонах и наши подошвы соприкасаются, а головы устремлены к противоположным созвездиям.

— Скажи, — спросил он, — если нет неподвижности — существует ли движение? Вообразим ли мир без своей противоположности? Ты прав в том, что у этой ленты поверхность одна. Но все же головы наши смотрят в разные стороны. Но ведь два противоположных направления не могут быть одинаково верны? Или могут?

— Хочешь сказать, что и Духу свойственна двойственность?

— Не будь она присуща ему — ее не было бы и в мире. Видимо, свойственна. Но прошу тебя: не разговаривай со мной так, словно я — чрезвычайный и полномочный посол самого Духа. Я, условно говоря, в том же ранге, что и ты. И знаю, пожалуй, не больше твоего. Просто я представляю другую сторону, вот и все. Мы приходим, потому что вы оказались несостоятельными. И ты знаешь, в чем именно. Если разумная материя — а это высшая степень, пока что высшая, приближения к Духу, — если эта материя нарушает необходимое для развития равновесие, уничтожая окружающий мир, в том числе и самое себя, — значит, она — материя — в этом варианте реализации начинает побеждать Дух. Это понятно: она инертна, у нее есть масса покоя, и эта масса просит покоя или, по крайней мере, приближения к нему. А Дух — движение. Осмысленное движение, и именно потому и стремится выразиться в материи, что без этого движение стало бы бессмысленным, ни к чему не приводящим…

— Да кто, в конце концов, решает — оказались мы несостоятельными или нет? Вы? По какому праву?

Тут я-он снова улыбнулся.

— Мы ничего не решаем. Решаете вы — своими действиями. Мы — всего лишь другая материя. Известно, что среди вас, всегда находились любители порассуждать на тему: кто придет вам на смену, когда вы сами себя окончательно уничтожите: крысы, муравьи, дельфины? Они не придут, потому что исчезнут вместе с вашим миром. Придем мы. Сейчас пока мы — просто материя, плазма, мы даже не знаем, какие именно формы примем, осуществляя новую попытку. Не мы решаем. Может быть, опять начнем с простейших. А возможно, возникнем уже в форме развитого мира. Так или иначе — видишь лужи внизу? Ты догадался уже, что это такое? Это всего лишь гены; никто не знает еще, в каких комбинациях они будут упакованы, — но это более не будете вы. Кто? Безразлично: Дух вне времени, оно существует только для материи. Может быть, и сама структура Мироздания начнет меняться. Нас это не волнует. Мы просто ждем сигнала. Есть, понимаешь ли, критическая точка в развитии противодуховности, и когда вы ее достигнете, это и будет сигналом. И здесь, на этой планете, это произойдет очень и очень скоро. У нас наверху есть, как вы это называете, датчики; есть способ получения информации от них. И мы не ошибемся, выбирая время для начала.

— Всякий датчик может соврать…

— Нет. Этот человек сам не знает об этой своей роли.

— Человек? Кто же это?

— Слишком многого хочешь.

Я понял, что прямой вопрос тут не проходит. Зайдем с другой стороны.

— Почему именно Ассарт? Я знаю войны, в которых убивали куда больше людей, на порядки больше…

— Дело не в арифметике. А в том, что в этой войне, которая на самом деле еще продолжается, приняли участие люди не одного и не трех, но шестнадцати миров! Все эти миры тоже оказались зараженными. И люди из этих миров все еще продолжают воевать тут… А главное: датчик показывает, что стремление уничтожать не ослабло после минувшей войны. Нет, оно, пожалуй, стало даже сильнее. Это и является главной причиной — насколько я понимаю. Но я ведь знаю ровно столько, сколько в меня заложено, я ведь лишь видимость…

Странно было слышать такое от собственного двойника. Но я понимал, что он прав.

— Но сейчас ведь не стреляют! — попробовал возразить я.

— Поэтому мы пока здесь — под ледяной мембраной. Ждем. Но ты сам знаешь: пройдет очень немного времени — и они сцепятся. Все обстоятельства говорят об этом.

— Тебе-то откуда знать!

— А нас постоянно информируют, — и я-он поднял голову, взглядом указывая на по-прежнему парящие на той же высоте шары. — Нет, это не шаровые молнии. Хотя сходство, конечно, есть. Это — тоже мы.

— И что же вы станете делать с нами — с теми, кто уцелел и еще уцелеет в войне? Приметесь уничтожать?