Наследники Дерсу. Пасека

– Значит, твой отец постарался за тех, кто с войны не вернулся. Шутка. Извините, – Титов, опустив голову, глянул на дочь, подумав, пояснил: – При Сталине был налог на бездетность для холостяков. Рождение в семье поощрялось. Один ребенок – налог маленький, трое детей – налога вовсе нет. Перед войной каждый год населения добавлялось в Советском Союзе по десять миллионов человек. Мы в войну потеряли двадцать миллионов. Это прирост за два года. Да никогда бы нас Гитлер при Сталине не победил. В первые дни войны, в сорок первом, сколько в плен русских солдат немцы захватили? Молчим. Опасно об этом вслух говорить. Отступали. Какие были потери? И в Сталинграде, и под Курском, и под Ржевом, и после Сталинграда, когда пошли в наступление, как атака – так потери. Прислали пополнение, снова бой, атака, и так до Берлина. Я в живых из роты один остался.

Владимир Иванович разволновался, хрипловатый голос стал жёстким, словно он опять перед атакой поднимается из окопа.

– Войну я начинал в звании младшего лейтенанта. В атаку ходили – так кричал «За Родину! За Сталина!», что по три дня горло болело, говорить не мог.

– Мой папка на стене Рейхстага расписался, – Аня с гордостью смотрела на отца.

Сергей увидел новую Аню – не только неприступного секретаря директора лесхоза на службе, но и нежную дочь рядом с отцом и, видимо, такую же в семье.

– В память о погибших друзьях-товарищах, солдатах свою фамилию написал на Рейхстаге. Кто числился в моём взводе, моей роте, тот для меня и родных тоже дошёл. Это их телами вымощена дорога к Победе, и забывать это нельзя.

Виталий Кутелев прислушивался к разговору, размышляя о своём, и тут добавил:

– Двадцать лет после окончания войны о Победе не вспоминали, а потом праздновать начали.

– В прошлом году в Кавалерово ветеранов чествовали, колоннами мимо них прошли. Митинг, реквием, минута молчания. Фамилии погибших земляков назвали. Директор третьей школы Беляков Владимир Иванович в годы войны был председателем Тетюхинского райисполкома, а Кавалерово тогда Тетюхе подчинялось, так вот он всех погибших отыскал, кто где погиб и когда. Благороднейший человек! Он упоминает об одном солдате из села Монастырка – есть такая речушка, впадает в Тетюхе у самого берега моря – так житель этого села девятого мая погиб, после капитуляции Германии. Вот где досадно. Но война не закончилась: у Советского Союза нет с Японией договора о мире, мы с ней остались в состоянии войны, – Владимир Иванович, покушав, не спеша налил себе чаю в алюминиевую кружку военного времени. – Во всяком случае, фронтовикам это не дают забыть. Каждый год в июне проводят сборы для тех, кто ходил мальчишками в атаки, кому нет сегодня пятидесяти лет. Собирают из них три роты солдат в пионерском лагере в Кенцухе, где стоял наш полк. Стреляем из гранатометов, крупнокалиберных пулеметов, автоматов, в атаки ходим с криками «Ур-р-рааа!». Не дают забыть кошмар войны. Каждый день по утрам на параде строем чеканим шаг и отдаём честь принимающему парад полковнику.

– Но древесину-то в Японию отправляем! Торгуем! – Кутелев с досадой стукнул своей кружкой с чаем о стол, брызги всплеском долетели до Аниной руки. Осуждающе глянув на инженера, девушка достала полотенце из сумки, вытерла тонкие пальцы и запястье.

– По-моему, чтобы реальной войны не было, нам навязали, а мы приняли условия, когда мы отдаём им то, причём почти даром, что они хотели бы иметь, захватив наши территории. Выгоды для страны я не вижу от того, что кедр вырубают, – ровный и хрипловатый голос офицера, убежденного в своей правоте, заставил всех согласиться, кроме Кутелева.

– Но вырубать созревшие насаждения надо: тайга-то ни разу не пройдена рубками, к лесосекам прокладывают дороги. Если нет дороги там, где загорелась тайга, ничего человек сделать не может. Отправлять десантников, если только начался пожар. А если сушь стоит да ветер, то и бушует огонь от одной сопки до другой, и горит тайга дотла, пока дождь не потушит. Если разумно вести лесное хозяйство, научных сотрудников в штате иметь, всем специалистам над диссертациями работать и внедрять в практику, то тайгой можно пользоваться вечно, облагораживать её, она добавит богатств. Сейчас эффективность-то хозяйства низкая. За несколько лет, что работаю в лесхозе, я ничего не встретил из того, что наука предлагает внедрить. Диссертаций написано много, их можно посмотреть, почитать, а к мероприятиям лесхоза они не привязаны. Нет такой строки в плане, значит, нет и денег, чтобы внедрить. А направлений много: по охране леса от пожаров, от вредителей, по лесоводству, по лесным культурам. Лесхозу надо дуб сеять, орех маньчжурский, бархат, липу, виноград. А мы только и следим, чтобы молодой кедр тоньше тридцати шести сантиметров в диаметре не рубили…

– Кедровые леса должны быть заповедными! – Титов стоял на своём. – Иначе это надо расценивать как преступление против Родины. Закон должен быть очень жёстким! Кедр – хлебное дерево и досталось нам от природы даром. Как на него можно поднимать руку и уничтожать?