Ночь показалась Сергею нескончаемой вечностью. Он привычно рассказал, как себя вести на пожаре, расставил людей, потом бродил по минполосе от группы к группе. Пепелище в темноте зловеще чернело, его освещали костры, разведённые горняками, чтобы согреться и поужинать. Слышались шутки и анекдоты. Где-то внутри очага догорали смолистые стволы кедров, пни, сушины. Зарево блекло, а дым стал заметно прозрачнее.
Не поспав и минуты за двое суток, без еды, он устало вывел утром людей в посёлок. На смену рабочим фабрики прибыли две новые бригады из леспромхоза.
– Сергей Фёдорович, инструктируйте людей и приступайте, – привычно приказал Филиппов, сидя у телефона в кабинете.
– Извините, но у меня уже нет сил. Я засыпаю на ходу и плохо соображаю. За двое суток без сна, еды и отдыха я намотал по минполосе сорок километров.
– Я отдам вас под суд!.. – вспылил секретарь райкома. – Вы обязаны вести людей караулить пожар!
– Это ваше право, – спокойно ответил Сергей и направился к автобусу, которым уезжали рабочие фабрики, и тут же уснул, прислонившись лицом к стеклу окна.
В лесхозе Сергея еле-еле разбудили.
Аня, ответив на приветствие кивком головы, проводила Сергея долгим взглядом, полным восхищения. Его сапоги были испачканы засохшей грязью, от одежды исходил стойкий запах гари, лицо осунулось и обросло щетиной.
Доложив директору обстановку, он в полном изнеможении добрёл до дома Севастьяновны, одетым свалился на кровать и проспал непробудным сном сутки. Два раза за ним приходили из лесхоза вызвать на дежурство, но он спал.
На следующий день прошёл небольшой дождь и дотушил пожар.
Наступил первый день лета. Сергей поужинал, освежился водой и заспешил на соседнюю улицу. Солнце село за горизонт, безоблачное небо в сумерках предвещало ясную погоду на завтра. У калитки Петра Ивановича стояла бортовая машина ГАЗ-52, к ней уже прицепили вагончик на колёсах – пчелобудку, как её попросту называют, в которой всё лето живёт пчеловод.
– А мы уж тебя заждались, – недовольно поприветствовал Сергея водитель Алексей Иванов, – пора грузиться. Мне ещё домой возвращаться.
Вдвоём они принесли приготовленный Петром Ивановичем деревянный трап из толстых досок, положили один конец в открытый задний борт кузова, по краям поставили щиты. В лесу Пётр Иванович сооружает из них просторный навес. Укрытый брезентом сверху, он служит в дождливые дни, а то и недели, убежищем, где у железной печки готовит обеды, наващивает рамки, а когда приезжает дочь, обсуждает текущие дела.
В кузов грузовика составили друг на друга улья, они поднялись выше бортов, пустое пространство заполнили крышками, укрепили медогонку, фляги, буржуйку. В запасные улья Лена заложила продукты и одежду. Перекинув через верх машины верёвку, связали борта.
– Папка! Приезжай на выходные! – Лена, искоса глянув на Сергея, прижалась к отцу. – Опять на всё лето… – чуть слышно протянула она.
– Ничего, дочка, – Пётр Иванович заулыбался, тронутый её нежностью, – потерпи. Вот выдам замуж, забудешь, как скучать. А на пасеке, не печалься, здоровее буду, – он погладил её плечо, поцеловал в щёчку. – Будь умницей, – и, подмигнув, пошёл к машине.
От улыбки, которой цвёл Пётр Иванович, смущённой и спокойной, морщины на его лице прорезались ещё резче. Сколько уж лет они живут с дочкой вдвоём, как она похожа характером и обхождением на свою мать! Вот так же по молодости трудно им было расставаться всякий раз, даже ненадолго. Жена постоянно боялась и беспокоилась за него, когда он уходил в тайгу.
Заехали за ульями Сергея к пожилому пчеловоду, погрузили их на верхний ряд, выбрались на центральную дорогу.
За посёлком их уже поджидали два грузовика с ульями Басаргиных и вагончиком Николая Тихоновича. Загрузив пчёл, Фёдор со своим дядькой сидели в «Запорожце» и чём-то беседовали. Завидев грузовик с пчёлами Ломакина и Сергея, Фёдор вырулил на дорогу и поехал впереди. Грузовики тронулись следом.
Алексей Иванов за весь вечер проронил несколько слов, на душе скребли кошки.
– Нее, – хмуро произнёс он, обращаясь к Петру Ивановичу и выплёскивая обиду на Князева. – Подменили нашего директора, безжалостным стал. Раньше таким не был. Что дерево срубить ему, что человека обидеть – никого не жалеет. Вот у меня было такое, сын заболел. Фельдшерица направление в район выписала. А ребёнка с температурой, сами понимаете, как везти в автобусе? Отпросился у лесничего, рабочих развёз и поехал. А там директор у больницы оказался и как начал выговаривать при жене с больным ребёнком. Надо же! Без его разрешения съездил! Везде свой нос суёт. С таким и работать не хочется. Ну, ничего… Как аукнется, так и откликнется. А сколько я отвёз изюбрей ему на этой машине! И всё мало! Нет! Шиш теперь, что ему подвезу к дому! Пойду к старателям работать, там честно.