Наследники Дерсу. Пасека

Сергей оценил выбор места, осмотрелся. «Чем больше пространства вокруг бивака – тем безопаснее, зверь любит скрадывать добычу, оставаясь незамеченным, – размышлял он. – Надо натаскать как можно больше сухих дров, пусть горит большой костёр: и теплее, а тут довольно сыро, и дым отгонит мошку, и зверь не подойдёт. А Лена, молодец, ведёт себя, как в собственном доме».

Золотой диск солнца завис над линией хребтов, тени сгущались, напоминая, что надо поторопиться подготовиться к ночи. Огромная ель, подмытая мощным потоком воды во время давнего тайфуна и повергнутая порывом ветра, лежала на земле наискось к берегу. Хвоя усохла, в разные стороны торчали толстые ветки. Сергей нарубил сучьев одного размера, составил каркас шалаша, основой послужили ствол и мощные корневища с землей, защищающие от сырого ветра. Наносил веток с живых мохнатых ёлок и пихт, обложил ими каркас, связав лианами лимонника. На землю внутри шалаша накидал толстый слой мелких веток хвои. На берегу собрал и наносил сушин и валежин, чтобы хватило жечь костёр до утра. Надрав с берёзы бересты, развёл огонь у входа в шалаш.

Лена взялась приготовить уху – почистила на берегу крупного ленка, набрала в котелки воды, повесила над костром.

– Летом свежая рыбка хороша в ухе, да еще с дымком. Дома ни за что так не получится, – она постелила маленькую клеёнку на земле, расставила алюминиевые миски, кружки, ложки, нарезала ломтиков хлеба, достала свежего зелёного лука.

– Давно мечтал. В школьные годы мы с друзьями тоже варили на Иртыше. В армии на Волге как-то удалось порыбачить и отдохнуть. Прошлой осенью шишковали. Я ещё жареную рыбу люблю в кляре.

– Так кто ж её, свежую рыбку, не любит, особенно речную. Нежная она. Но долго не хранится. Лучше от костей отделить, фарш сделать да в ледник. А в холодильнике она вкус теряет. Осенью и навялить можно, и насолить в бочонок. Зимой достал, вымочил – и хочешь жарь, хочешь супчик рыбный. Уха бывает только из свежей рыбы в тайге, на берегу реки, на костре сготовленная. А зимой только суп.

Сумерки сгустились, потемнели, остыли от влаги реки и плавно перетекли в звёздную летнюю ночь. Душа у Сергея пела от счастья: так прозаично начинался день на покосе, казался он от жары нескончаемо изнурительным – и столько впечатлений за один вечер. И ещё эта уха, ароматная и необычайно вкусная, какой не сможет приготовить, как бы ни старался, лучший повар самого изысканного ресторана мира, и сварила её на костре Лена!..

* * *

Искрится пламенем костёр, тепло сердечное июня дарит ночь. И пара молодых людей ведёт чуть слышный разговор Под кроной старых исполинов тайги кедровой и еловой. Луна за ними наблюдает, едва над сопкой приподнявшись, обняв их тенью золотистой.

* * *

– Хорошая штука, костёр, – Сергей подбросил сухой еловый сук в огонь. – Нет ни комаров, ни мошкары. А дым от костра?.. Приятный?! Правда?.. А чай с лимонником?.. Давно мечтал о таком вечере.

– И так безопасней. Тигр вряд ли подойдёт к огню. А без костра и за ноги вытащить сможет из шалаша, если совсем старый и голодный, – засмеялась Лена, – когда охотиться не может.

– Что-то нет слухов о людоедстве.

– А я слышала по радио, в одной передаче по краеведению, что лет сто назад в газетах об этом писали: только в окрестностях Никольска, ныне Уссурийска, охотники уничтожили сто тигров-людоедов. Теперь это редкий случай, чтобы амба напала первой. Только, если раненая. Тогда да. А собак по деревням в голодный год, бывает, и с цепи сдирает.

* * *

Далеко за полночь послышался звон консервных банок. Лайки спросонья испуганно завизжали, заметались, соображая, откуда появился зверь. А медведь, выждав, когда все уснут, осторожно прошёл дорогой, свободной от растяжки, схватил первый попавшийся улей и побежал с ним в лес, наткнулся на проволоку, порвал её и скрылся за деревьями. Собаки кинулись за ним, удаляясь, с лаем.

В кромешной темноте Пётр Иванович схватился за фонарь, вышел на приступок вагончика, служивший малюсенькой верандочкой, посветил в тайгу. Тонкий и слабый лучик света нервно блуждал по стволам тёмных однообразных деревьев и ни о чем не говорил. К костру подошёл заспанный и уставший Николай, с ружьём в руке.

– Стрелять их, гадов, надо! Замучили, окаянные! То один повадится, то другой, то третий! Покоя нет! Один урон. То на бок улей свалит и убежит, то располовинит корпус, то утянет, то собакам от медведя достаётся, как бы не убили наших лаек. Без собак медведи обнаглеют! И нас бы с пасеки выгнали!.. У!.. Звери!.. – и он потряс ружьём в сторону лающих собак.