Наследники Эдема

— Ты излишне подозрителен, потомок Айзека, — с ноткой уважения в голосе произнес хранитель. — Это хорошо. Возможно, именно это спасло нас всех. Но сейчас нет повода для беспокойства. Помнишь наш последний разговор? Вы с Лотбером теперь полностью готовы к слиянию.

— Так, что за дела? — встрепенулся Эргол. — Что вы задумали?

Я быстро подключился к одному из стоявших возле Ледника Стражей, осмотрелся. Пляж был девственно чист, не осталось даже следа от выбиравшегося на песок чудовища. Воронки от взрыва, которым я пытался уничтожить непонятную машину вместе с Сатом, тоже не было. Словно ничего и не происходило. Затем начали убирать и моих Стражей, одного за другим, только слышались хлопки воздуха на месте исчезающих железных тел. И в последний момент меня легонько толкнули обратно, к основному телу. Будто щелкнули по носу любопытного ребенка.

Я чуть помедлил, приходя в себя, затем откинул пластину на животе и вывалил на стол семнадцать пищащих, мигающих огоньками субмаров. Повернулся к Эрголу. Сказал:

— Ты ведь уже слышал, что к моей эндофолле подсажена сущность второго порядка. И это плохо закончится для меня, как носителя, если не наладить контакт с ней. Хранитель предложил для этого на время возвыситься. Чтобы поговорить.

— Вы в своем уме?! — Эргол отшатнулся, задев плечом стену. На пол посыпалось белое крошево. — Такие эксперименты даром не проходят! Зачем лезть туда, где стоят ограничения самим Мирозданием?

— Чтобы спасти Фёста, — пояснил Лотбер. — Или у тебя есть другая идея, как достучаться до высшей сущности? Я готов пойти на это ради жизни человека, и буду считать такой поступок своим предназначением. Зачем нужна долгая жизнь, если в ней нет смысла?

Затем Лотбер открыл люк на животе и достал еще один субмар. Протянул Гэйли.

— Забирай, — сказал он. — Я постараюсь больше в тебе не сомневаться.

Девушка осторожно взяла прибор, в который раз расстегнула комбинезон, и прилепила его между грудей. Включила, протянув провода на затылок.

— Я тебя не разочарую, Лотбер, — заверила она, слегка улыбнувшись. — Но хочу сразу предупредить: теперь в плане консультаций по Наследникам я полный ноль. Ничего не осталось.

— Ну и не надо, — отмахнулся техник. — Сами как-нибудь разберемся. Ну что, хранитель? Давай уже, действуй. Фёст, ты готов?

— Готов, — подтвердил я. Хотя, даже не думал, что скажу сущности внутри меня. Этот разговор до сего момента казался чем-то далеким и второстепенным. И вообще, при слиянии двух эндофолл кто будет доминировать? Или сознание сольется во что-то общее? Мне стало вдруг страшно.

— Что ж, тогда я вытаскиваю капсулы, — сообщил инт, протягивая ко мне замотанную в белые тряпки руку. — Но прежде я бы посоветовал попрощаться. Когда вернетесь, ваши товарищи уже уйдут своим Путем. И как знать, будет ли конечная цель для вас общей.

— Мы можем больше не увидеться? — вздрогнула Гэйли. — Никогда? И не узнаем, чем закончится контакт?

Я про себя отметил, что девушка даже не усомнилась в успехе предстоящего эксперимента. Она сказала «контакт», а значит верила в то, что он состоится. И мне слегка полегчало.

— Когда доберусь до Эдема, то найду всех вас, — ободряюще сказал я. Жаль, что из железа не вытянуть улыбки. — Мы ведь хорошая команда. Верно?

— У, да ты и впрямь настроен победить, — проговорил Эргол, кладя мне руку на плечо. Железное тело не ощущало тяжести. — Так держать. Но кто знает, что на самом деле окажется в Эдеме? За возможность стать Богом и цена будет соответствующая.

— Само собой разумеется, — согласился я. — До встречи.

— Не забудь про нас, — по щекам девушки текли слезы. — До встречи, Фёст. До встречи, Лотбер.

Когда инт дернул капсулу, я уже не увидел. Только провалился во тьму, словно нырнул в глубокий колодец. И почему-то в капсуле всегда было холодно. Я понимал, что это фантомные ощущения. Тьма и холод почти всегда неразделимы. Но без связи с наружным миром все чувства обострялись до предела. Мне даже казалось, что если долго так просуществовать, то и клаустрофобию можно заработать.

Яркая вспышка в кромешной тьме — это всегда неприятно. А для того, кто не может закрыть глаза за неимением оных — неприятно вдвойне. Свет стал привычным, и я вдруг осознал себя таким огромным, что головой почти упирался в черное звездное небо. Я стоял на бесконечной плоскости, словно шахматная фигура на серой гладкой доске, и за спиной моей что-то трепыхалось.

Это были крылья. Очень странные, гротескные, будто творения свихнувшегося художника. Справа тянулась ввысь темная грозовая туча, с ветвящимися молниями и раскатами грома. Под этим крылом гибло все живое, превращаясь в бестелесные тени. А слева сверкало чистейшим снегом крыло из белоснежных облаков, переплетаясь с распущенными нитями радуги. При каждом взмахе вниз сыпались искрящиеся серебреные снежинки. И когда они касались почвы, то сразу прорастали тоненькими зелеными стебельками.