– Просто сосредоточилась на школьных делах. У меня удовлетворительно с минусом за тест по английскому, так что это вполне обоснованно. А что ты говорила?
– Удовлетворительно с минусом? Мэтти, ты никогда в жизни не получала по английскому ничего ниже «отлично». Что происходит? – Элис наклоняет голову и пристально смотрит на меня. Я смотрю на нее в ответ. Через несколько секунд тишины она вздыхает, сморщив рот и нос. – Я в курсе, что у тебя нет платья для этого бала, который будет на выходных. Нам нужно пойти по магазинам после занятий. В городе куча бутиков, и я видела кое-где распродажи.
Я отвожу взгляд и прикусываю щеку.
– Да, кстати об этом. Я не иду.
Элис откидывается назад и смотрит на меня таким взглядом, будто я покрылась чешуей.
– Прости,
Я моргаю.
– Я решила не продолжать дальше с той группой. Так что я не иду…
– Ну привет, приехали. С прискорбием извещаю, что у тебя случился временный приступ неадекватности. Такое бывает, и я позабочусь о том, чтобы ты не слишком об этом переживала. Но ты идешь на этот бал.
Я вздыхаю.
– Элис, я не хочу идти.
– Ты идешь на этот бал, Мэтти, даже если мне придется заставить тебя надеть одно из платьев Шарлотты! – произносит Элис, и ее глаза, скрытые за очками, становятся жесткими.
Вздохнув, я складываю перепачканную газету как можно аккуратнее, а затем бросаю ее на поднос.
– Ты не понимаешь.
Элис скрещивает руки на груди.
– Я понимаю, что ты внезапно перестала рассказывать о замечательном мальчике, который тебя обожает, и ты не объясняешь почему, и, похоже, он не сделал ничего плохого. Я понимаю, что у тебя приглашение на вечер элиты, которое ты хочешь просто выкинуть. И я понимаю, что упросила родителей позволить мне остаться в кампусе на этих выходных именно ради того, чтобы я могла помочь тебе подготовиться, и, честно говоря, Бри, в старшей школе мы слишком заучились, чтобы упускать эту возможность!
Я потрясенно смотрю на нее.
– Что на тебя нашло?
– Шестнадцать лет диснеевских фильмов, которые, кстати сказать, ты смотрела вместе со мной, так что тут происходит на самом деле?
– Я не хочу идти! – я произношу это достаточно громко, так что Элис морщится, а две девушки, сидящие рядом с нами, оглядываются в нашу сторону. Я вытаскиваю сумку из-под стола и принимаюсь застегивать ее. – И мне пора на занятия.
Элис смотрит на меня, качая головой.
– Дело не в этом, Мэтти.
– В чем именно?
– Вот в этом. – Она взмахивает рукой вокруг меня. – Пару недель назад ты только и думала, что об этой группе, постоянно переписывалась с Ником, ходила на психотерапию, засиживалась допоздна. А на этой неделе все как отрезало? Приходишь домой раньше меня? Учишься
– Ты злилась на меня за то, что я недостаточно серьезно отношусь к учебе, а теперь я отношусь к ней слишком серьезно? – насмешливо фыркаю я. – Пару недель назад я пришла домой в слезах. Ты этого хочешь?
– Конечно, нет. Но… на этой неделе ты как зомби. Ты знаешь, что тебе поможет?
Встав, я вздыхаю.
– Собираешься сказать, что Иисус?
– Нет. – Она показывает на меня. – Тебе поможет гомеостазис.
– Это что-то из биологии?
– А то.
Я в замешательстве, и мне не удается придумать быстрый ответ. В итоге я сдаюсь.
– Мне пора, – бормочу я, забираю свой поднос и ухожу, не обращая внимания на выражение разочарования на лице Элис.
Ночью я лежу в постели с открытым окном, крутя в руках прядь волос и слушая крики и разговоры, доносящиеся с улицы. «Старый Восток» близко к северной границе кампуса, поэтому я подозреваю, что каждую неделю мы будем слышать, как студенты покидают университет и направляются на главную улицу, по барам и клубам. На мгновение я задумываюсь о том, слышу ли я легендорожденных. Может, они снова пошли в ту пивную, чтобы отметить окончание Испытаний.
Я представляю бал, хотя это и больно. Огромная комната, сотни людей в официальной одежде. Сцена. Когда я представляю Ника в смокинге и галстуке-бабочке, желание заставляет меня свернуться клубком. Я представляю его, напоминая себе о потере. Я вижу его. Высокий, красивый и – на несколько секунд, на мгновение – мой.
На другом конце комнаты ровно и спокойно сопит Элис. Я знаю, что она права. Мне не хватает гомеостазиса. Мне не хватает равновесия, какие бы факторы на меня ни влияли. Патрисия понимала это, видела это, но не пыталась ничего с этим сделать.
Теперь я поняла, что моя агония – это жажда. Ей не нужна истина. На самом деле нет. Ей просто нужно питаться скорбью, пока других эмоций не останется.
В пятницу утром, незадолго до восьми, звонит папа. Он знает, что в пятницу у меня нет утренних занятий, но редко звонит до полудня, особенно накануне выходных, когда в его мастерской много клиентов.
– Папа? – говорю я, придерживая телефон щекой и натягивая джинсы.
– Привет, доча. – Я ожидаю услышать глухое звяканье инструмента, упавшего на бетон, и высокое жужжание пневматических щипцов, но не замечаю ничего такого. – Занята?
– Не. Первое занятие в десять. А что?