– А вот, слушай. У неё брат есть. Это из-за него она не может сюда приехать. Ну, не только - но в основном, из-за него. Я решила: я ему письмо напишу. Не ей - она же не может, если Гур сказал, что нельзя - это точно нельзя. Остаётся только ему написать. Напишу… Я знаю, что напишу. В общем, я уже почти придумала.
– А как же ты пошлёшь?! Если адреса не знаешь…
– Это я пока не придумала, - снова вздохнула Даша. - Не знаю. Но я узнаю.
– Интересно, а она… Какая она?
– Она красивая.
– Очень?
– Очень.
– Как ты?
– В сто раз красивее.
– Так не бывает, - тихо засмеялась Дина.
– Бывает, - Даша перекинула косу на грудь. - Красивая. Как пламя! Разве в этом дело?! Она его судьба, Динка. Единственная. Можно в лепёшку разбиться, а любить он будет только её. Больше никого. Я завидую страшно. Я тоже так хочу. Чтобы я - для него - судьба. Не для Гура - для моего, Динка. Я когда… Я сразу поняла. Сразу же, в первую же секунду. В него даже влюбиться невозможно поэтому, Динка, понимаешь?!
– Ой, да! А я тоже что-то почувствовала такое. Он когда к нам первый раз пришёл. Слушай, а ты его… не боишься?
– Почему я его стану бояться?! - удивилась Даша. - А ты что же - боишься?!
– Немножко, - Дина вздохнула, посмотрела на Дашу, поправила подушку, устраиваясь. - Зато с ним никого другого бояться не надо. Это я тоже сразу увидела, моментально, вообще.
– Да. Гур действительно… может. Может быть добрым, таким… родным. Как самый близкий тебе человек. А может… У него бывают такие глаза! Динка. Как же я ненавижу, когда у него такие глаза. Мне хочется на весь мир накричать: ну, как же вы смеете?! Он такой, такой - а вы?! Это же из-за вас у него такие глаза! Будто пушки у линкора: как бабахнет сейчас… Он и с ней, с любимой своей, не может поэтому быть - из-за них всех… Из-за нас. Ужас. Я не могу - у меня сразу слёзы наворачиваются…
– Глаза… Дашуня… Глаза. Ты тоже видела, да? Я тебе признаюсь, только ты меня не выдавай, хорошо? Я подслушивала, когда он с Борухом и с татэ разговаривал. Ну, не нарочно, случайно так получилось. Борух ему про Ферзя рассказывал, а он отвернулся, и я… я глаза его увидела. Дашуня! - Дина вдруг села на кровати, закуталась в одеяло и передёрнула плечами, как от озноба. - Дашуня… Глаза у него! Серебряные. Страшные такие! Он Ферзя убьёт. И не только Ферзя. Ферзь для него… И… За тебя, за меня, за нас - за всех…
– Да, - спокойно кивнула Даша. - Я видела. Он говорит: людей нельзя обижать, а тени должны знать своё место. Убьёт? А Ферзь - это кто? Тот самый бандит, которому папка накостылял за контрабанду?
– Ты что, ничего не знаешь?!
– Почему - ничего? Только Гур не говорил, что его так зовут - Ферзь. Просто - бандит, и всё.
– Вот видишь, - Дина вздохнула и в ужасе головой покачала. - Он его приговорил уже. Даже имя зачеркнул.
– Зачем ему его убивать? Он его в НКВД сдаст, когда соберёт все доказательства.
– Ничего ты, Дашуня, не знаешь, - опять покачала головой Дина. - Ну, и правильно.
– Почему правильно? А ты знаешь?
– Нет. Я догадываюсь. Не знаю, конечно. Они же не говорят ничего. Мужчины… Ну, что нам с ними делать, скажи?!
– Любить, - Даша посмотрела на Дину и улыбнулась. - Мы должны их любить, Динка. Сильно-пресильно. Так, чтобы им не было больно никогда-никогда. Чтобы их души от нашей любви… Чтобы они светились. Понимаешь? Тогда все мерзавцы и негодяи - они разбегаться просто начнут. Их даже убивать станет незачем. Вот. Понимаешь?!
Они так и заснули под утро, обнявшись. Как сёстры.
Сталиноморск. 15 сентября 1940
"Сменщик" Коновалова, небольшого роста, молодой, ясноглазый лейтенант ГУГБ с правильной фамилией Шугаев - Гурьев не уставал удивляться, насколько точными иногда бывают фамилии - прибыл, вместе с двумя "чистильщиками" Городецкого и водителем, поздно вечером. Гурьев встречал их на улице - в доме весь "гарнизон бронепоезда" просто не помещался:
– Как добрались, товарищ Шугаев? - он бросил мимолётный взгляд на номера сталиноморской серии запылённого новенького "Бьюика".
– Отлично, Яков Кириллович, - кивнул Шугаев. - На дирижабле, с машиной под гондолой. Просто отлично. Техника… С такой техникой горы свернуть можно, Яков Кириллович, - добавил он, не удержавшись, и засмущался своего порыва.
– Наше - значит отличное, - назидательно произнёс Гурьев, не иронизируя ни капли. Ему очень хотелось, чтобы так было на самом деле. И будет, подумал он, будет. Обязательно. Он улыбнулся: - Первый раз таким транспортом?
– Так точно, - Шугаев явно рвался в бой.
– Связью обеспечены?
– Так точно, Яков Кириллович. Товарищ Сагайдачный две "Касатки" выдал, одну - для Вас. Разрешите приступать?
– Приступайте, - Гурьев вручил Шугаеву папку с материалами Кошёлкина. - Коновалова снимайте тихонечко, нам шума не нужно. Вот совершенно.
– Так точно, Яков Кириллович. Вы не беспокойтесь, меня сам товарищ Городецкий инструктировал, я полностью в курсе.
– Ну, добро. Ни пуха, ни пера, как говорится.
– Есть ни пуха, ни пера, Яков Кириллович, - Шугаев козырнул, чётко развернулся и нырнул в машину.