Наследники по прямой. Книга первая.

– Всё. Я полетел. Пожелайте мне доброй охоты.

Охота оказалось не очень-то доброй. Никаких следов Артемьева ни на Лубянке, ни в других местах не обнаружилось.

– Что происходит? - тихо спросил Вавилов, когда все сотрудники, Мишима, Гурьев и Полозов расселись в кабинете. - У кого какие соображения?

– У меня, - Мишима чуть поклонился Вавилову. - Я думаю, всё совершенно ясно, и расследование необходимо прекратить.

– Что?!

– Погоди, Варяг, - остановил Городецкого Вавилов. - Продолжайте, Николай Петрович.

– Прекратить расследование необходимо, - повторил Мишима, нисколько не повышая голоса, чем поневоле заставил слушателей внимать себе куда более пристально, чем те поначалу собирались. - Можно понять, что кольцо представляет для того, кто напал на нас с целью завладеть им, очень большой интерес и значение. Нет сомнения, эти люди не остановятся ни перед чем, чтобы помешать следствию. Пропадают люди. Нападавшие мертвы. Никаких признаков того, что кольцо может появиться в обычных местах, где появляется добыча обычных преступников, нет. Я думаю, кольца уже нет в Москве и нет в России. Мне горько говорить об этом, но я убеждён, что это так. Мы не должны рисковать жизнями людей, которые находятся на нашем попечении, поэтому мы сейчас сделаем вид, что сдались и смирились. Нужно быть честными - прежде всего перед самими собой - и признать: нас опережают на многие часы, если не дни. Невозможно обогнать время.

Гурьев понимал, что в словах учителя содержатся сразу две правды: объективная правда происходящего и личная правда Мишимы, принявшего решение отомстить и делающего всё, чтобы никто из присутствующих не смог ему помешать - и при этом избавить их от ответственности за его решение.

– Вы - сыщики, и я не должен учить вас делать вашу работу, - продолжил Мишима. - Вы знаете не хуже меня - бывают времена, когда нужно отступить, чтобы усыпить бдительность врага и внушить ему чувство безнаказанности. Тогда у нас, возможно, появится шанс довести дело до конца.

– Есть в ваших словах доля истины, Николай Петрович, есть, - вздохнув, признался Вавилов. - Что скажешь, Варяг?

– Я не согласен.

– Да понимаю я, что ты не согласен, - Вавилов посмотрел на Городецкого, на Гурьева, на Полозова - и полез за папиросой. - А вот я - согласен. Активность по делу прекратить, бумаги сдать под роспись мне лично, удостоверения временных сотрудников - на стол. Всё. О дальнейших действиях будет сообщено особо. Варяг, пиши постановление о прекращении расследования, я подпишу, сдадим в следственную часть завтра утром, пускай подавятся. Мы сейчас с конторой воевать не можем. Не тот расклад.

– Батя!

– Я сказал - всё. Это всё, Варяг, - Вавилов тяжело уставился на Городецкого.

Полозов, Мишима и Гурьев вышли на крыльцо здания на Петровке, когда их догнал окрик Городецкого. Они остановились и повернулись к Варягу, который быстро направлялся к ним. Мишима, кивнув Гурьеву, подхватил моряка и увлёк его за собой.

– В общем, так, Гур, - Городецкий закурил, сердито щёлкнул крышкой зажигалки, убирая её в карман. - Извиняться и расшаркиваться не стану, ты человек достаточно взрослый, понимаешь, какой мразью я себя чувствую.

– Варяг, перестань, - мягко проговорил Гурьев. - Я действительно понимаю, - он посмотрел на медленно удалявшихся Полозова и Мишиму. - Не стоит. Давай, мы наши остальные договоренности продолжим выполнять, а с этим делом - ну, придётся пока подождать. И не надо, действительно, всяких высокопарностей.

– Мстить будешь? - тихо спросил Городецкий, прокалывая Гурьева насквозь слюдяными сколами глаз.

– Нет, - с легким сердцем ответил Гурьев. Он не врал - его мысли действительно были далеки от мстительных планов.

– Ну, и на том спасибо. Паспорта и визы занесу сегодня вечером.

– Спасибо, Варяг, - Гурьев пожал Городецкому руку с искренней признательностью, которую испытывал, несмотря на явный провал обещанного расследования. - Я действительно понимаю, что у тебя есть потолок, и этот потолок - не Фёдор Петрович.

– А у тебя - нет потолка? - сердито проговорил Городецкий, с трудом сдерживая клокочущую в нём ярость.

– У всех есть, - согласился Гурьев. - Только у всех - разный. Не будем больше об этом. Получится поговорить - поговорим. А нет - значит, нет.

– Ладно. Бывай и до вечера, - дёрнув плечами, Городецкий стремительно развернулся и скрылся за тяжёлыми дверьми.

Москва. Май 1928

Французские и польские визы в паспорта Полозова и Пташниковых Гурьев проставил за день - это, с его связями, не составило никакого труда.

– Прощаться будем дома, - сказал Гурьев, отдавая родителям Ирины паспорта. - Обстановка такая, - не хочу, чтобы нас вместе видели на вокзале, мало ли что.

– Спасибо Вам, Яша, - стиснуто проговорил Пташников. - Я…

– Не нужно, Павел Васильевич, - бестрепетно улыбнулся Гурьев. - Вы для меня вовсе не чужие люди, я к вам… привязался. Даст Бог, как говорится, свидимся ещё - мир тесен и шарообразен. Деньги вы обменяли, как я вам говорил?

– Не все, Яша. Вы понимаете…

– Понимаю, - Гурьев кивнул. - Давайте, сколько есть, вам передадут их после таможни.

– Это… не опасно?