Наследники погибших династий

Уткнулась носом в белую рубашку Фредерика и устроилась поудобнее.

«Пожалуй, прогулка и правда была чудесной», – подумала я. От воспоминаний сладко заныло внизу живота, рубашка Элиаса показалась нестерпимо грубой, так обострились чувства.

Демоны.

Рвут изнутри. Внутренности, кровавая каша и вместо крови яд.

И сама я… демон?

– Мы на месте, – тихо сказал Белами-старший. Кажется, пока мы делили одну кобылу, он целовал мои волосы, а может быть, нет…

Оливье снял меня с лошади.

– Накрыть в столовой? – Кто-то задал мне вопрос.

– Нет, я поужинаю у себя. – Кто-то куда-то пошел.

Откуда столько людей?

– Меланика, – позвал Оливье, нашла силы посмотреть на мужчину, – ты устала, я приеду завтра.

– Хорошо, – Оливье наклонился и легонько поцеловал меня в шею.

– Этот запах, Ника, – прошептал он мне, – чужой запах на любимой женщине, он сводит с ума.

– Я намочила рубашку. – Тео забрал меня у Оливье. – Кажется, я говорила, что упала в реку?

– Конечно, – ответил мой жених. – Спокойной ночи.

– Всего доброго, – попрощался за меня Фредерик, и мы с Тео вошли в дом.

Тео. Спокойный, как скала, как и всегда. Будто и не тронула его смерть Албина, они ведь росли вместе. Фру Бьерк лишилась родного брата.

– Похороны?

– Кремация, – понял он мой вопрос, – урну доставят через неделю, – кивнула.

Албин, как и Тео, был со мной эти долгие пять лет. Я снова теряю, теряю тех, кто мне дорог…

Стемнело.

Слуга принес ужин, кувшин ледяной воды и бинт. Тео посадил меня в кресло, напротив низкого каменного столика. Мама устроилась рядышком и прикладывала холодный компресс к больной лодыжке.

– Что у вас с Элиасом? – тихо спросила она.

– Ничего, – ответила я и поморщилась. То ли от боли, то ли от лжи.

– Вы были знакомы? – Мама насухо вытерла ногу и наложила повязку, плотно зафиксировав стопу.

– Почему ты так думаешь? – поинтересовалась я.

Опять еда не имеет вкуса… пресный пирог, пресный суп и резиновая рыба. Отставила тарелку.

– Просто показалось. – Она поцеловала меня в лоб и вышла из комнаты. – Люблю тебя, – нежно улыбнулась она мне в дверях.

– И я. – Мама закрыла за собой дверь.

Зачем-то встала. Кое-как дошла до окна, открыла. Прохладный летний ветерок ласкал лицо. Посмотрела во двор. Охрана, машины, люди. Закрыла ставни и задернула портьеры. Большая светлая спальня. Я не успела как следует разглядеть ее днем, и сейчас взгляд выхватывал яркие детали обстановки.

Яркое пятно адамарского ковра на полу, резная спинка широкой кровати, выкрашенная в цвет стены узкая дверь, вероятно, в смежную спальню.

Чьи покои за этой неприметной дверцей?

Может быть, Элиаса?

Медленно, хватаясь за стенку и морщась от неприятного ощущения, подошла и уткнулась лбом в твердую поверхность. Рука потянулась вверх, как если бы он стоял там, по другую сторону двери. Как в тот день, когда мы впервые увиделись. Губы растянулись в улыбке, как удивлены были мы оба…

Сжала кулак и ударила в светлое дерево.

Там никого нет. Никого нет!

Кто-то дернул ручку, дверь была заперта с моей стороны, кажется. Вздрогнула и отошла, если можно назвать шагами мои нелепые попытки передвигаться.

Фантазии, глупые, ненужные мечты, когда же вы оставите меня?

Дверь в комнату распахнулась:

– Спокойной ночи, Ваша светлость! – улыбнулся Элиас.

– Спокойной ночи, дорогой брат! – вернула я улыбку.

Ушел, аккуратно закрыл дверь – и ушел.

Села на пол и заплакала.

Спокойной ночи, дорогая сестра…

– Этого больше не повторится, – кто-то вошел… мсье Фредерик, усмехнулась сквозь слезы, – даю вам слово, – он снова взял меня на руки, положил на кровать.

«Это становится традицией», – промелькнуло в голове.

– Спокойной ночи, – он легонько провел рукой по моим волосам. Сжалась, будто это удар, а не ласка. Выдохнул, почти бесшумно, но я услышала.

– Уйдите, – прошептала я, – прошу вас, оставьте меня в покое…

Вышел, и я закрыла глаза.

Что же мы наделали?

– Родная, просыпайся, – мама открыла портьеры, – у нас гости.

– Доброе утро, – солнышко осветило комнату, – и кто?

– Оливье, – поморщилась.

– Все еще болит? – испугалась мама.

– Немного, – вранье, нога почти не беспокоила, – кто-то еще?

– Мсье Лерой-старший и герцог Норд-Адер, – она посмотрела на свои руки и добавила: – С дочерьми.

– Пришли справиться о здоровье мсье Премьера?

– Вероятно, – она пожала плечами, – он так плох…

– Мне нужно отправить Роланду сообщение, – встала я с кровати, – я скоро спущусь. Спасибо, что предупредила.

– Жду тебя в столовой, – сообщила мама, а я направилась в ванную.

Черное платье, черные туфли, черная душа… и белые волосы, убранные в высокий пучок.

Достойная дочь Нордин, кого ты хоронишь сейчас?

Может быть, это ты там, в устланном белым атласом ящике?

Жива ты? Мертва?

Горсть земли в руках Элиаса. Летит в восковое лицо. Закрыть крышкой, засыпать, забыть.

Это лучше, чем жить. Так жить…

– Фрекен вон Редлих, – Элиас стоял у моей двери, – вашу руку.

– Мсье Белами, – черное кружево на холодных пальцах. Взяла его за локоть и выдавила улыбку:

– И давно вы ожидаете?

– Недавно, – ответил он и так же натянуто улыбнулся, – несколько лет. Впрочем, об этом позднее. Прибыл ваш жених, мадмуазель.

– И ваша невеста, мсье.