Наследники Шамаша. Рассвет над пеплом

Но приезд Адлара Бернхарда отвлёк от мрачных мыслей. Девушке нравилась его неторопливая горделивая походка, печальный задумчивый взгляд, мягкая улыбка. Его низкий голос даровал ей покой, и голосом этим он так красиво рассказывал ей о музыке, литературе, о могучих морях, далёких странах, об их правителях и их истории. Он использовал простые слова, но Альжбета просила его говорить так, как он привык, чтобы у неё была возможность получше выучить аннабский язык. Мир, о котором Бернхард рассказывал ей, был полон невиданных чудес, света и множества загадок. Но тот мир, о котором ей рассказывал Александр, был мрачным, жестоким, кровавым, бесчеловечным. Самым настоящим. Поэтому каждый всполох света, луч солнца казался благодатью в этой обсидиановой тьме Кабрии.

— …Я прошу и вас, Альжбета, прийти ко мне на обед…

Альжбета вскинула на Адлара Бернхарда затуманенные му̀кой глаза и прошептала:

— На обед?

— Да… — кивнул Бернхард, внимательно её разглядывая. — Вы всё витаете где-то… Через неделю я устраиваю обед. Гостей будет немного… Вайхнольды, Вильхельмина, мои друзья и, надеюсь, вы… Вы придёте?..

— Я очень рада вашему приглашению, господин Бернхард. Я обязательно приду.

Бернхард странно улыбнулся — лицо его осветило апрельское солнце, но глаза оставались всё так же печальны.

Ишмерай сидела поперёк кровати, сжав колени руками, слушая ночную тишь. Каждую минуту прошедшего дня она пыталась уговорить себя не надеяться на Александра, она пыталась думать о нём, как о человеке, который уже давно уехал, но отвратительное чувство ядовитой надежды не давало ей покоя.

«Если он уедет из Аннаба, Кабрии, так будет даже лучше… — горько думала Ишмерай, боясь своих слёз, своего отчаяния, своей пустоты одиночества. — Если с ни что-то случится, я не буду иметь к этому отношения…»

Дверь открылась, и девушка перестала дышать. Она обернулась и задрожала: в комнату вошёл Александр Сагдиард. Даже огонь в камине не мог разогнать тьму его лица, и даже тьма ночи не могла затемнить его бледность.

— Прости меня, — произнёс он мягко, горько, делая шаг вперёд. — Я не знаю, что заставило меня так разозлиться. Я всегда выплескиваю тебе всю правду в лицо, но правды о себе не выдержал и наговорил тебе столько… плохих…

Ишмерай молчала, сжимая колени, вжимаясь спиной к стене, грустно глядя на него, однако глаза уже начинали сиять.

— Ты пришёл только за этим?

— Не совсем, — он подошёл к ней ближе и сел на стул рядом с её кроватью.

На лице его отражались смешанные чувства: и горечь, и досада, и злоба, и тяжкое смирение, и негодование. И тут он взглянул на неё, пронзительно, жестко, и отчеканил:

— Я уезжаю.

Девушка застыла, сомневаясь, что он сказал это серьёзно, что он не шутит и не дразнит её. Комната эта тотчас стала у̀же, потолок — ниже, а темнота — чернее, будто два этих слова «Я уезжаю» обрушились на дом Вайнхольдов и начали рушить его. Под ней больше не было кровати — там была бездонная пропасть преисподней.

И тут, вопреки её желанию, душу её накрыл бешеный холод к этому человеку, который оставлял её, бросал на этой земле, которому было всё равно, что будет с ней, у которого, должно быть, воистину не билось сердце…

«Ты же сама уговаривала его уехать! Ты же сама винила себя во всех бедах и приняла его обвинения! Так пусть он едет!»

Но Ишмерай никак не могла принять это сердцем.

«Уезжай! — думала она, видя перед собой только пустоту. — И больше никогда не возвращайся!»

Александр решил прервать затянувшуюся тишину:

— Я еду за Бернхардом на север воевать. Мы уезжаем через неделю.

Ишмерай будто бы очнулась из своего мрачного забытья.

«Куда?»

— Воевать?! — выдохнула она. — Зачем тебе ехать на войну?!

— Меня никто не спрашивал, — усмехнулся тот.

— Адлар не смеет приказывать тебе! — Ишмерай не понимала того, что он говорит, она была не в силах уложить в своей голове всю глубину этого нелепого вздора.

— Я наёмник, забыла? — возразил тот с горькой усмешкой. — К тому же, правая рука твоего непогрешимого Бернхарда. Я не могу отказаться, пока он мой господин.

Ишмерай не верила ему. Александр Сагдиард мог отказать кому угодно, будь то король Карнеоласа, Полнхольда, Нергал или сам господь Бог. Почему он не может послать к чёрту какого-то графа? Он ведь сам граф!

Ишмерай, пытаясь осознать сказанное Александром, пытаясь представить, что такое война, будто наяву увидела вражеские армии, оружие, кровь и горы мёртвых тел, среди которых она увидела его, своего защитника, своего товарища… Ужас затопил её, и девушка, схватив его за руку, воскликнула:

— Там так опасно и страшно! Умоляю тебя, останься!

Он изумлённо поглядел на её руку, так цепко схватившую его, в её огромные изумрудные глаза, длинные пушистые дрожащие ресницы и спокойно сказал:

— Я не могу. Покровительство Бернхарда еще нужно тебе. Пока ты под его защитой, Хладвиг ничего не посмеет тебе сделать. А мне нужно его покровительство, чтобы следить за Бернхардом, Хладвигом и всем Аннабом.