— И ради этого ты пойдешь на войну?! — негодующе воскликнула Ишмерай. — Будешь рисковать своей жизнью?! Ради этого покровительства?! Александр, твоя жизнь слишком дорога для этого!
— Все мы — только прах.
— Ты не прах… — выдохнула Ишмерай, тряхнув головой. — Для меня ты не прах!
— Не беспокойся, — вдруг прохладно усмехнулся он. — Я уговорил Бернарда взять Хладвига с собой. Поэтому тебе нечего бояться — я позабочусь о том, чтобы он был далеко от тебя.
— Причем здесь Хладвиг?! — зло воскликнула девушка. — Я боюсь не за себя! А за тебя… Я боюсь, что тебя ранят или убьют, и ты больше не вернёшься ко мне…
Александр, наблюдая за ней, удивился и улыбнулся, лукаво, но искренне:
— Вот как? Стало быть, ты будешь ждать меня?
Ишмерай, взбесившись от его усмешки, фыркнула:
— Вот уж не знаю! Наверное, пусть тебя ждёт твоя Вильхельмина!
Мужчина засмеялся и уточнил:
— А ты кого будешь ждать? Бернхарда? Я единственный человек во всей Кабрии, который способен разделить твою тайну о твоей родине, твоём происхождении, твоём прошлом, воспоминания о которых ты так лелеешь.
Ишмерай промолчала, но знала, что он прав. Рука её снова протянулась к нему, нашла его руку и сжала. Как своё единственное спасение и единственную радость.
Узнав о том, что Адлар Бернхард увозит с собой на войну Элиаса Садегана, Марта Вайнхольд устроила настоящую истерику, называя Адлара жестоким зверем, не думающим о других. Господин Вайнхольд терпел её тираду из последних сил, Альжбета же сильно стиснула зубы, мечтая о том, чтобы мадам замолчала.
— Вам тоже жаль, что господин Садеган едет на войну, сударыня? — тихо спросила учительницу Мэйда.
— Почему ты так думаешь? — удивилась Альжбета, надеясь, что она не покраснела.
— Вы глядите на него так грустно и так тепло, — ответила бесхитростная девочка. — Вы же не выносите его.
— Верно, мне жаль, что он уезжает на войну. Война — это горе, страх, разрушения, столько смертей…
«Ты, Мэйда, даже представить не можешь, как мне горько… — подумала девушка, опустив голову. — Как страшно мне за него! Как больно мне, когда я думаю о том, что может с ним произойти, что могут сделать с ним враги… Враги… А кто такие враги? Какие они? Александр рассказывал, они говорят на том же языке, верят в того же Бога, только немного не так, они выбрали другой путь к той же вере. И из-за этого люди вздумали разжечь войну. Существовали ли когда-нибудь войны нелепее той, что изгрызает эти земли?..»
Альжбета подняла свои полные слёз глаза на Элиаса Садегана, и сердце её задрожало: он тоже смотрел на неё, пристально, но тепло, чего никогда не делал у Вайнхольдов.
Неделя летела очень быстро. Казалось, у дней, ползущих, будто улитки, выросли крылья, и они запорхали стремительными ласточками. Александр мало навещал Ишмерай — занимался сборами, а Адлар, напротив, нисколько не изменил своему обыкновению — ходил к Вайнхольдам чуть ли не каждый день и подолгу беседовал с Альжбетой Камош.
Он много рассказывал о тех кампаниях, в которых ему довелось поучаствовать, о вражеских войсках, которые ему довелось разбить. Альжбета глядела на Адлара Бернхарда с жалостью и плохо скрываемым осуждением.
— Вы говорите о войне с таким восхищением, господин Бернхард, — тихо проговорила девушка со вздохом.
— Вам не понять, какое негодование просыпается в сердце, когда я вижу врагов, выстроившихся на другой стороне поля. Вы предпочитаете мир. Эту вражду миром не решить, только искоренять эту отвратительную ересь!
Ишмерай промолчала. Александр советовал ей никогда не спорить с Адларом Бернхардом о религии.
В начале недели Адлар Бернхард устраивал в своём доме званый ужин, а через день уезжал в «славный город Кедар», где уже начинали греметь вражеские пушки и скрежетать шпаги.
Ишмерай прежде никогда не была у Бернхарда и, выйдя из кареты, заворожено разглядывала большой и ещё по-апрельски голый сад, тихий пруд с лодкой, привязанной к причалу, одинокую скамью на берегу, большой дом в четыре этажа, напоминающий замок, простой снаружи, но внутри хранивший роскошь обстановки, развилки коридоров, множество комнат. По обе стороны от самого здания с покатой крышей горделиво стояли две круглые остроконечные башенки.
— Этому дому нужна хозяйка, — кудахтала госпожа Вайнхольд, выбираясь из кареты. — Любопытно, пригласил ли он свою давнюю подругу Вильхельмину Райнблумэ? Она бы подошла на роль хозяйки превосходно!
— Моя дорогая, — улыбнулся Ганс Вайнхольд. — Она не менее богата, чем Адлар. Зачем ей выходить замуж за его владения? Она выберет себе того, кто мил её сердцу.
Марта Вайнхольд прикусила язык.
— Кто же будет на обеде у господина Бернхарда? — выдохнула Мэйда в страшном волнении. — Ах, как интересно!
Адлар Бернхард редко приглашал к себе гостей. И если подобное случалось, то звал самых близких друзей.