Ишмерай вовсе не удивилась, увидев Вильхельмину Райнблуме, но как только девушка увидела эту знаменитую красавицу в обществе красавца Элиаса Садегана, сердце её стиснул неприятный холод, и она отвернулась, решив рассмотреть других гостей. Были здесь несколько семейных пар, которые приходили и к Вайнхольдам, но были те, кого девушка не знала — три богато одетые дамы — одна в весьма преклонном возрасте и две значительно моложе. Были здесь и молодые мужчины, но девушка мало интересовалась ими. В следующее мгновение она увидела Хладвига Хёльсгрубэ.
Ишмерай предполагала, что он придет, но тревога за Александра, мысли о его предстоящем отъезде на войну заставили ее забыть об этом страшном человеке. Хладвиг и бровью не повел, когда увидел Ишмерай, но руки его сжали кубок с вином так, что костяшки пальцев побелели, а взгляд его стал слишком пристален и холоден. Девушка уговаривала себя не бояться, что бы не произошло. Александра отныне не будет с ней рядом, и ей придётся самой противостоять своим невзгодам.
Ишмерай отвернулась от Хладвига и украдкой поглядела на Элиаса Садегана, ожидая увидеть, что он поглощён Вильхельминой полностью. Но она ошиблась: Александр глядел то на Хладвига, то на Ишмерай. Перехватив её взгляд, её союзник едва заметно ей кивнул.
Один лишь этот кивок, один лишь взгляд заставили Ишмерай выпрямиться и гордо приподнять голову. Ей почудилось, что руки её налились силой. Отныне она ничего не боялась. И не будет.
Вскоре всё общество направилось обедать. Альжбету Камош, чужестранку из далёких земель, без связей и денег, к Бернхарду усадили ближе, чем Вайнхольдов. Несколько смущённая от такой чести, девушка почти ничего не ела, чувствуя на себя изумленнее взгляды гостей.
— А эта Альжбета довольно мила… — услышала Ишмерай громкий шёпот одного из молодых людей, сидевших неподалеку. — Что за глаза, что за румянец… Приодеть бы!..
Элиас Садеган наградил наглеца самым пристальным взглядом.
— Альжбета поёт и играет на клавесине! — защебетала Вильхельмина Райнблуме, услышав, о ком идёт речь, поглядев на шепчущихся с каким-то вызовом. — Она обучила Мэйду превосходно!
«Начинается!.. — разражённое подумала Ишмерай, едва не застонав от разочарования. — Ты-то откуда знаешь, как я пою?!»
— И вы слышали, как она поёт, господин Бернхард? — неприятно усмехнулся один из молодых людей, нагло поглядев на еще гуще покрасневшую учительницу.
— Я имел честь слышать, — спокойно отозвался Адлар, мрачно поглядев на гостя. — И, клянусь, никогда еще не слыхивал подобной красоты.
— Вот как! — изумился тот. — Ну если сам господин Бернхард так хвалит певицу, стало быть, она того стоит! Вот бы послушать! Осчастливите ли нас, сударыня… м-м… Камош?
Ишмерай попыталась дать отпор, как Элиас Садеган, продолжая играть роль недоброжелателя Альжбеты Камош, грубо перебил её и начал говорить о войне. Его тему разговора с восторгом поддержали, и чужестранку перестали уговаривать спеть. Девушка почувствовала к Александру прилив благодарной нежности, но не посмела даже поглядеть в его сторону — краем глаза она видела, что за нею внимательно следит Хладвиг Хёльсгрубе.
Вильхельмина, сидевшая рядом с Элиасом Садеганом, не замолкала ни на минуту, обращая на себя всё больше его внимания, заставляя Марту Вайнхольд скрежетать зубами от ревности, а Альжбету от странной тоски и грусти. Девушке хотелось говорить с Александром, успокаивать его, постоянно напоминать ему о том, что она будет ждать его и молиться за него, но не могла даже поглядеть на мужчину лишний раз. От Вильхельмины не укрылся бы её взгляд.
Вместо этого Ишмерай пришлось прислушиваться к рассуждениям Адлара о числе войск, их подготовке, оружии, тактике, но в какой-то момент, хозяин, будто сам устав от этих разговоров, тихо заговорил с Альжбетой, а девушка отвечала ему, и к их приятной беседе вскоре присоединились несколько мужчин, среди которых была и дама среднего возраста, нашедшая для неё один лишь вопрос, высказанный самым презрительным тоном:
— Милочка, а откуда вы родом?
— Унгарн, — без запинки выдохнула Альжбета свою старую ложь.
— Унгарн? — будто удивившись, громко вопросила дама. — Но где же это?
— Это дикие места, моя дорогая, — тихо, но достаточно громко, чтобы услышала половина стола, ответил её супруг.
Альжбета мудро промолчала, мысленно нагрубив им обоим, но Адлар Бернхард так поглядел на своего гостя, что тот пристыжено отвернулся. Все знали, как не терпел он лицемерия.
Трапеза, продлившаяся три часа, наконец, закончилась, и Бернхард пригласил всех в гостиную.
— Альжбета… — тихо позвал он.
Девушка удивленно обернулась. Он стоял перед ней и ласково глядел на неё.
— Я хочу вам кое-что показать.