Он вывел её из гостиной, и девушка с запозданием подумала, что это могло быть ловушкой. Но подобная мысль по отношению к Адлару Бернхарду показалась ей такой нелепой, что она выкинула её из головы. На стенах висели чудесные картины с изображением лесов, рек, морей, сценами из мифов древности. Вот какой-то силач голыми руками побеждает огромного льва. Другой герой в простых белых одеждах с золотым мечом в руках сражается с огромным человекообразным быком. Прекрасные наяды плещутся в заводи. Были здесь и портреты, и Адлар рассказывал, какому художнику принадлежала кисть и кто был изображен на картине.
Ишмерай всегда любила живопись, и вдруг почувствовала, как наполняется прекрасным чувством вдохновения. Вдохновения перед созиданием — будь то музыка, картины или просто жизнь. Когда портреты закончились, хозяин дома помолчал некоторое время, но потом вдруг помрачнел и тихо произнёс:
— Простите моих гостей, Альжбета. Даже после многолетней дружбы им сложно понять, что я ценю людей по их качествах, а не по положению в обществе.
— Не беспокойтесь, господин Бернхард, — ласково ответила та, улыбнувшись ему. — Меня это нисколько не обидело. Честно говоря, я была немало удивлена подобной честью — быть приглашенной Адларом Бернхардом в его дом. Вы сделали для меня слишком много — вы спасли мне жизнь.
— Я бы сделал ещё больше, если бы… — с каким-то волнением отозвался мужчина, глядя на неё уже не такими нежными глазами, как раньше.
Но он замолчал, и Ишмерай удивилась его внезапному безмолвию.
Он остановился перед большой красивой дубовой дверью, открыл её и шепнул:
— Прошу вас, Альжбета, входите.
Девушка помедлила, но вошла, и глаза её заискрились восхищением. Комната была большой и светлой благодаря двум огромным окнам. Солнечный свет затопил комнату, освещая стеллажи со множеством книг, выстроившихся от пола до высокого потолка. Альжбета в изумлении разглядывала корешки книг, водя по дорогим кожаным переплетам пальчиком, читая трудные и ещё незнакомые слова названий, но уже любя их, испытывая непреодолимое желание перечитать непременно всё, что здесь находилось. Здесь были книги и на других языках. Гостье захотелось прочитать и их.
— Тебе нравится здесь, Альжбета? — тихо спросил Адлар, внимательно наблюдая за ней.
— Очень нравится, господин Бернхард! — выдохнула она, не переставая крутить головой.
— Ты можешь приходить сюда в любое время.
— Благодарю вас. Но вы же уедете, как я могу?..
— Мне будет приятно осознавать, что ты приходишь в мой дом, — признался Адлар, внимательно глядя на неё.
Альжбета, подумав, ответила:
— Благодарю вас, это слишком большая честь, но как могу я являться в дом в отсутствие его хозяина?
— Вильхельмина пользуется моей библиотекой когда пожелает, — с улыбкой пожал плечами Рупрехт. — Если тебе так будет легче, приходи сюда с ней.
— Благодарю вас, господин Бернхард, — ещё раз проговорила Альжбета, присев в изящном реверансе. — Я буду приходить с удовольствием.
Адлар Бернхард улыбнулся, кивнув. И так ласкова и нежна была его улыбка, что Ишмерай подумалось, что так улыбался ей отец.
Когда Альжбета и Бернхард шли обратно в гостиную, до них донеслось приятное пение Мэйды и красивые переливы клавесина, рожденные пальцами девочки. Ишмерай резко остановилась, решив, что сейчас её непременно заставят петь.
— Не бойся, Альжбета, — мягко сказал Бернхард, слегка коснувшись её локтя. — Тебе нечего бояться. Как только ты начнешь петь, эти злопыхатели позакрывают рты.
«Подбодрил!» — мысленно фыркнула Ишмерай.
Она не хотела петь. Ни за что не хотела петь при всех этих людях.
Гости расселись по разным углам, вежливо слушая исполнение девочки. Кто-то улыбался с восхищением, кто-то с умилением, кто-то, а точнее Элиас Садеган, вовсе с откровенной скукой, но Мэйда светилась, и от неё нельзя было оторвать глаз. Когда девочка исполнила последний аккорд, гостиная озарилась шелестом аплодисментов. Вильхельмина что-то восторженно щебетала, от души хлопая в свои маленькие ладошки, дамы умилялись, молодые мужчины глядели на Мэйду с интересом. Все были очарованы этим нежным милым голоском. Таким сладким и тёплым бывает только солнышко в середине апреля.
— Ах, до чего прелестное создание! — восклицала дама, которая назвала выдуманную родину Альжбеты Камош диким краем. — Неужто ты сама всему научилась?
— Спойте нам, сударыня Камош! — попросила Вильхельмина Райнблумэ. — Теперь ваша очередь.
Альжбета пыталась спрятаться за Бернхардом, но того отвлекли друзья, втягивая его в беседу о предстоящей войне.
Надо было проявить учтивость к хозяину дома и к его гостям. Девушка оглядела собравшихся и мысленно вздохнула: радость была на лице только Вильхельмины, Мэйды и Ханса Вайнхольда. Остальные глядели на неё кто с презрением, кто с мрачным жестоким удовольствием, будто предвкушая зрелище занимательное и жалкое.
Но даже после всех бед, всех своих страхов, которые ей пришлось пережить за этот год, Ишмерай не потеряла своей черты — когда её пытались устрашить, она становилась дерзкой и смело встречала этот натиск, готовая противостоять недоброжелателю.