Наследники Шамаша. Рассвет над пеплом

— Он способен на такие зверства, от которых даже у Марцелла волосы бы встали дымом. Он не щадит ни женщин, ни детей. Как только он видит кровь или слышит стоны боли, он звереет еще больше. И я не знаю, есть ли у него границы, конечна ли его жестокость. От его лютости в недоумении даже Бернхард и всего, кто знает Хладвига. Пока мы будет воевать в этом Кедаре, я не спущу с него глаз. Если ему вздумается вернуться в Аннаб раньше меня, я сделаю всё, чтобы этого не произошло.

— Александр… — выдохнула Ишмерай, нежно коснувшись его груди ладошкой, останавливая поток его речей. — Прошу тебя, будь осторожен! Никому не доверяй! Не связывайся с Хладвигом, даже ради меня! Не тревожься обо мне в Кедаре, береги себя!

— Нет, Ишмерай. Если тебя заточат в эту зловонную аннабскую тюрьму, окружённую каменными стенами и толстыми решётками, ты не выберешься. Ты не понимаешь, насколько это серьезно. На севере из тюрем большинство идёт на костёр, а оставшееся меньшинство погибает от пыток. Скоро это веяние придёт и сюда. Не знаю, какое чудо тебя тогда спасёт.

Ишмерай улыбнулась, лукаво сверкнув глазами, и прошептала:

— Я знаю, что это за чудо, — ты.

Александр хохотнул.

— Только что ты просила меня ни во что не ввязываться.

— А если я попаду в беду? — спросила она, невинно хлопнув длинными ресницами. — Неужто ты не придёшь и не спасёшь меня?

Брови Александра изумленно поднялись.

«Что я делаю?.. — подумала Ишмерай. — Зачем говорю такие вещи? Он не должен рисковать своей жизнью из-за меня! Но почему-то хочется, чтобы он… рисковал… из-за меня…»

— Я хорошо подумаю над твоим вопросом, — лукаво улыбнувшись, Александр отпустил ее руку. — С чего бы мне, — улыбнулся ещё шире, — рисковать драгоценной жизнью ради герцогской дочери, которая мне никто…

— Никто… — эхом отозвалась Ишмерай, которая понимала все не хуже него. — Она тебе никто. С ней ты с радостью расстанешься после прибытия в Архей.

Александр усмехнулся, увидев, как она погрустнела, и тихо сказал:

— Каждый, кто обидит тебя, будет иметь дело со мной.

— Не говори мне такого, иначе мне будет сложно тебя отпустить.

— Хорошо, — мужчина внимательно оглядел и спросил: — Ты будешь писать мне?

Ишмерай почувствовала, как жар заливает лицо. Она улыбнулась, хитро поглядела на него и ответила, отвернувшись:

— Разумеется, нет. С чего бы? Пусть Вильхельмина тебе пишет.

— Вильхельмина… — тяжко вздохнул он, закатив глаза. — Даже не представляю, о чём она может писать мне.

— О том, как тоскует, — съехидничала девушка; она не хотела, чтобы он переписывался с этой женщиной. — О том, как тревожится за тебя, как хочет, чтобы ты поскорее вернулся.

— Это мне напишешь ты, — заявил Александр. — Знаешь, о чём Вильхельмина говорит со мной целый вечер? — он презрительно усмехнулся. — Желает мне убить побольше врагов, рассказывает о том, какие будут балы и у кого званые обеды, какое красивое место Вениса, и как сильно хочется ей там побывать снова. Это должен выслушивать человек, который уходит на войну?

Ишмерай мысленно покачала головой. Затем внимательно поглядела ему в глаза и выдохнула:

— Я буду писать тебе. Если ты захочешь и… если ты напишешь первый и укажешь в письме свой адрес… — Ишмерай отвернулась, сильно смутившись.

— Договорились, — его улыбка обожгла, и девушка отвернулась. Так не хотелось отпускать его в Кедар!..

Адлар Бернхард заехал к Вайнхольдам на следующий день, посидел несколько минут, тепло простился с хозяевами и пригласил Альжбету пройтись с ним по саду. Светило теплое апрельское солнце, воздух наполнялся надеждами и сиянием близкого лета. Девушке хотелось улыбаться, улыбаться во всю ширь, если бы не отъезд Александра на войну… Он будет писать ей, а она будет писать ему. Обязательно будет.

— Альжбета… — тихо проговорил Бернхард, с силой сжимая своим перчатки. — Вы позволите мне писать вам?

Ишмерай вскинула на него свои глаза, все еще затуманенные мыслями об Александре, и ответила:

— Я сочту это за честь, господин Бернхард. Я отвечу вам тотчас, как получу письмо.

Бернхард вдруг остановился, внимательно поглядел на нее и тихо произнес:

— Ты так холодна со мной, Альжбета. Улыбнись мне, прошу тебя.

Ишмерай непонимающе улыбнулась. Ей было больно видеть его таким потерянным, хмурым, печальным.

— Что вас гложет, господин Бернхард?

— Меня гложет каждая тень, накрывающая твоё лицо. Каждый вздох… Впервые я не желаю ехать на войну, сражаться, искоренять врагов церкви… Я желаю остаться здесь, в этом саду…

— Так оставайтесь! — с чувством воскликнула бесхитростная Альжбета. — Зачем ехать туда?! Для чего все это?! Для чего эти смерти?

— Ах, если бы я мог!

Его рука дернулась — он будто хотел протянуть её к девушке и передумал. Это движение не укрылось от неё, она мягко сжала его руку, проникновенно поглядела ему в глаза и тихо проговорила:

— Прошу вас, господин Бернхард, возвращайтесь поскорее и верните всех тех, кого вы забираете сейчас. Воюйте так, чтобы остаться в живых. Не более.