Наследники Шамаша. Рассвет над пеплом

Адлар Бернхард глядел на неё так умильно, что девушка улыбнулась ему. Он вдруг начал притягивать её к себе, пока слуга не прервал его напоминанием о том, что им следовало возвращаться к солдатам.

Простившись с Альжбетой Камош, Бернхард однако долго не мог наглядеться на неё из окна кареты.

Прощание с Александром далось ей куда тяжелее, чем она ожидала. Он пришел в сад к Вайнхольдам вечером, не улыбаясь ей, не смягчив тона. Он только глядел на нее и говорил о делах, давая советы.

— Помни, Ишмерай! — твердил он. — Здесь более не будет ни меня, ни Бернхарда. Ты должна быть осторожной.

— Просто думай о том, как бы вернуться живым и здоровым! Думай там о себе, обо мне не тревожься!

— Поглядите-ка, как она во мне нуждается! — усмехнулся Александр, но в его голосе отныне было мало веселья — он был взволнован предстоящей войной.

Он долго глядел на неё, будто не мог узнать девушку, которая теперь стояла перед ним и говорила ему подобное.

— Кто ты и что ты сделала с Ишмерай Алистер? — фыркнул тот, качая головой, улыбаясь.

— Тебе не нравится такая Ишмерай? — девушка глядела на него, не отрываясь, сдерживая затаённую улыбку.

— Я не знаю, как мне вести себя с ней! — признался Александр. — Да перестань ты уже хватать меня за руки. Иначе и я буду мучиться всю ночь.

Ишмерай шагнула к нему, сдержала слёзы, подступившие к горлу, и тихо взмолилась:

— Умоляю тебя, Александр! Береги себя! Не лезь в пекло!

Мужчина мягко улыбнулся. Его рука протянулась к ней, коснулась её щеки и погладила её отрастающие волосы, ласково оглядывая их. Пальцы его трогали то одну прядь, то другую. И каждое его прикосновение заставляло её сдерживаться все упорнее — чтобы не разрыдаться и не свести его с ума своими рыданиями.

Единственное, что она позволила себе в порыве отчаяния, — бросилась к нему и прижалась к его могучей груди.

— Я вернусь, — пообещал Александр, гладя её по голове. — Кто-то же должен напоминать тебе, до чего ты мерзкая и непослушная девчонка…

Дни потекли непрерывной рекой. Альжбета просыпалась утром, приводила себя в порядок, спускалась, завтракала, занималась с Мэйдой, учила язык империи и шифр отца — Александр успел написать ей много страниц, по которым она и училась. Марта Вайнхолд захандрила и стала невыносима — она постоянно жаловалась на выдуманные боли, сплетничала и злословила о Вильхельмине Райнблуме.

Ишмерай думала, что с отъездом Бернхарда, она перестанет встречаться с этой сияющей женщиной, но ошиблась.

Вильхельмина хотела видеть Альжбету Камош едва ли не каждый день. Она приезжала к Вайнхольдам, выслушивая добродушную болтовню господина Вайнхольд и холодное молчание госпожи Вайнхольд. Вильхельмина постоянно приглашала Альжбету к себе — в огромный красивый дом, до того разукрашенный роскошью, что у девушки рябило в глазах. Многие мужчины уехали в Кедар, поэтому она развлекалась как могла — заставляла учительницу присутствовать на каждом званом обеде, рассказывала про Венису, щебетала без умолку, но и слушала своей гостей.

За три недели, прошедшие с отъезда Александра на войну, пока Вильхельмина разыгрывала дружбу с Ишмерай, она ни разу не упомянула об Элиасе Садегане. По началу Ишмерай казалось, что она очень скрытная, поэтому не желает говорить о своих чувствах, ибо дорожит ими. Но к концу третьей недели Альжбета начала сильно сомневаться в этом — слишком часто видела она, как Вильхельмина флиртует с самыми приятными из оставшихся мужчин.

— О ком молитесь вы, Вильхельмина? — однажды спросил её один из гостей.

— О спасении своей души, — последовал ответ.

— А вы, сударыня Камош?

— За жизни тех, кто еще жив на этой страшной войне, и за души тех, кто уже погиб… — отчуждено отозвалась девушка.

Она молилась обо всех, кто был там: о тех, кого не знала, об Адларе Бернхарде, но более всего и отчаяннее она молилась об Александре Сагдиарде, от которого даже спустя три недели не было вестей. Слуги и ближайшие друзья Бернхарда получали от него вести два раза в неделю. Его короткие письма говорили, что он жив, не ранен, сколько было потерь и чья из сторон берет верх. Лишь однажды в этих кратких записках мелькнул Элиас Садеган — Бернхард, будто щадя чувства Вильхельмины, упоминал, что мужчина жив, здоров и с лёгкостью завоевывает славу.

Услышав эту весть из уст господина Вайнхольда, Ишмерай тихо покинула гостиную, поднялась к себе в комнату, заперлась и по двери сползла на пол, обращая к Господу свои благодарственные молитвы.

С каждой неделей Аннаб получал всё больше сведений о сражениях, цифра погибших росла столь стремительно, что от ужаса начинало тошнить. Церкви ломились от количества прихожан, усердно молящихся за воюющих. И Альжбета была одной из них. За эти недели она почти перестала бояться Аннаба, общества, которое Вильхельмина принимала в своем роскошном вдовьем доме.