Наследники Шамаша. Рассвет над пеплом

Ишмерай перестали посещать кошмары во сне, и девушка видела лишь жемчужные звёзды, которые она держала в руках своих. И в свете их виделись ей разные чудеса — волнующиеся моря, тревожно бьющие о скалистые стены, на брег ночной выбрасывающие обломки несуществующих кораблей. И по берегу этому, то исчезая, то вновь появляясь, танцевали тени. Они танцевали, приветствуя тьму и звёзды, приветствуя бескрайность моря и тишины.

А на краю скалы одиноко стоял человек, и плащ развевался траурным одеянием за его спиной. Этот человек снился Ишмерай каждую ночь, каждую ночь он поднимался на неведомые скалы, подходил к краю и неподвижно стоял, глядя вдаль. Кто он? Кого ждал? О чем думал?…

Часто снилось ей, что она плавает по морям, говорит на разных языках, путешествует по разным городам и государствам. Она ищет в них утешения, бежит от тоски и ищет то, чего давно не существовало, что никогда не суждено было ей отыскать. Она забыла свой дом, своих родных и любимых, сердце её накрыл мрак, и за бездонным мраком Ишмерай уже не могла отыскать себя.

Но больше всего угнетало её осознание, что ничто и никто не говорит с нею во сне: она не слышала ни пения Атанаис, ни зовущий голос в Кедар. Ишмерай была одна в своей непривычной тишине, и ей оставалось только ждать Александра, молиться о нём и играть роль подруги Вильхельмины Райнблуме.

Вильхельмина любила посмеяться. Её красота, добродушие и веселый нрав привлекали бы непременно всех, если бы не её чрезмерная любовь к себе. Она восхищалась собой, гордилась, не могла наглядеться на себя. Её нисколько не тревожила война и всё ярче разгорающиеся вокруг Кабрии костры.

В июне Ханс Вайнхольд, не обращая внимания на по обыкновению дурное настроение жены, сообщил, что они все вместе едут в край горных озёр и берут с собой Альжбету. Девушка была приятно изумлена — она много слышала о красоте этого края.

С Мартой Вайнхольд и её бесконечными мигренями было трудно собраться в путь, и день отъезда все откладывался.

Июнь был удивительно хорош в Аннабе — зелень придавала ему изумительно богатый вид. Альжбете нравилось выходить за пределы города и бродить по зелёным холмам, раскинувшим малахит своих пальцев на солнце. Холмы эти напоминали Карнеолас, и иногда ей чудилось, что она вернулась.

А в середине июня, накануне отъезда, в лесочке на краю Аннаба к Альжбете решительно подошёл незнакомый мальчик лет тринадцати и протянул ей свёрнутый лист бумаги.

— Благодарю тебя, — изумлённо проговорила она и протянула ему несколько монет.

— Он платит мне, — ответил мальчик и испарился так же внезапно, как появился.

Когда Альжбета развернула аккуратно сложенное письмо, она тихо вскрикнула: листок был исписан шифром её отца.

«Ты можешь доверять мальчишке, Ишмерай, — писал ей Александр. — Быть может, когда-нибудь он предаст нас, но не теперь… Пообещай мне, что сожжёшь это письмо, как только прочтёшь. Никому его не показывай. Никто не должен ни черточки увидеть в этом послании — в Кедаре сжигают и за просто так нарисованные на песке узоры. За тобой следят. Хладвигу доносят о каждом твоём шаге — будь осторожна, нигде не ходи одна. Держись ближе к Вильхельмине. Если она заметит слежку и подумает, что следят за ней — она поднимет такой скандал, что Хладвиг сам сожжёт себя на костре. Не тревожься, я жив и здоров, — и это всё, что я могу тебе сообщить о себе. Каждый день погибают десятки солдат, и кровь их до краёв наполняет Кедарскую землю. Каждый день здесь грохочут орудия и трещат костры. Суды работают без устали. Я никогда не видел, чтобы люди погибали в таких количествах. Я не знаю, чьи молитвы спасают меня, но я ещё жив. Я научил тебя этому шифру достаточно, что-то ты знала ещё до меня. Поэтому ты должна мне написать такое длинное послание, которое только сможешь. И написать поскорее. Надеюсь, я вернусь до наступления холодов. Говорят, Аннаб очень красив весной и летом. И говорят, ты хорошеешь с каждым днём… Молись не обо мне, молись о мире. Изумрудноокое Солнце…»

Ишмерай сползла по стволу на колени, прижалась лицом к значкам, которые выводило его перо, и тихо заплакала от тоски и радости. Живой. Живой!..

В шифре её отца нашлось место и для её имени, написание которого придумала герцогиня Атии. Оно писалось значками «Солнце», «изумруд», «глаза». Александр не любил употреблять его, говоря, что оно слишком мягкое и приторное для столь грубой и неотесанной девчонки.

Даже если он никогда не станет называть её так, ему придётся выводить эти значки, снова и снова. И когда-нибудь он ласково поглядит на неё, как мог глядеть только он, улыбнется, как мог улыбаться только он, и скажет ей:

«Мое одинокое Изумрудноокое Солнце…»

Глава 13. Возмездие