— Нет! — не унимался Валефор. — Я научу его не мешать мне беседовать с девушками!
— Вернее, я помешал тебе её обесчестить, — хмыкнул Марк.
— Мы не в лесу, Валефор, — угрожающе процедила Рабинара, сжимая рукоять кинжала. — Не в глухой деревеньке. Мы в большом городе. Здесь свои законы. Если ты не желаешь попасть в тюрьму и подставить нас, ты должен прикидываться честным торговцем. Честных торговцев вешают или сжигают за насилие. А если у девицы есть отец и братья, насильнику отрезают его причиндал и бросают на улице истекать кровью.
— Рабинара! — с тихой укоризной воскликнул Марк, страшно не любивший вопиюще невоспитанных девушек, выражавшихся хуже дровосека.
— Сакрум может как следует тебя наказать на нарушение законов, ибо Сакрум сам старается не преступать законы Баркиды. Уж позволь мне самой вырезать тебе всё под корень до того, как ты нас выдашь.
— Да как же! — воскликнул Валефор уже с меньшей злобой, испугавшись её угроз: видимо, она могла их выполнить без оглядки. — Я ведь всего лишь хотел!..
— Мне плевать, что ты хотел! — сквозь зубы процедила Рабинара. — Обойди все притоны Баркиды, но не трогай девиц из приличных семей!
— Её мать отдаётся Сакруму каждую ночь, — едко заметил Валефор. — Семья у этой девицы явно не слишком приличная.
Рабинара молнией метнулась к нему, взмахнув кинжалом. Валефор закричал и отшатнулся. Девушка полоснула его по бедру. Из раны хлынула кровь.
— Я предупредила тебя! — рявкнула она.
Валефор, ругаясь на чем свет стоит, заковылял вверх по лестнице в свою комнату зализывать раны.
— Благодарю тебя, Рабинара, но ты могла и не делать этого, — спокойно отозвался Марк, беся её своим безразличием.
— В следующий раз я позволю ему выпотрошить тебя, — грубо ответила та, сложив руки на груди.
— Он этого не сделает.
Рабинара ему ничего не ответила и отправилась на кухню.
Девушка начала относиться к нему иначе после того, как он вернулся вместе с Сакрумом после первой ночной вылазки. Он знал, что Рабинара всё ещё не доверяла ему, но это недоверие потеряло свою бунтующую остроту. Она говорила с ним охотнее, она интересовалась, как прошла очередная вылазка, на которые таскал его с собой Сакрум, заставляя его красть чужое имущество и защищать повелителя Шамшира. Когда Марка ранили в плечо, Атанаис и Аамон чистили рану, а Рабинара помогала им, меняя воду, принося те или иные лекарства. Она ни разу не улыбнулась Марку, но перестала называть его чужаком, и всё больше в голосе её слышалось привычное к его уху «Саргон».
«Саргон, — с горькой усмешкой думал Марк. — Ещё ни один король Карнеоласа не называл так своих детей, глубоко чтя историю великого царя. Я же попрал всё — и честь, и святость, и взял такое великое имя для такого недостойного путешествия. Я примкнул к шамширцам и вместо того, чтобы сбежать и вернуться в Архей, я разъезжаю вместе с ними по всему Заземелью, лгу, краду и даже убиваю, защищая самого недостойного из ныне живущих повелителей…»
Но у Марка было не так много поводов для грусти, как ему казалось по началу. Шамширцы не забывали о том, что он чужак, но некоторые из них начали доверять ему. За десяток вылазок он ни разу не предал их. Он сражался на одной стороне с ними и никогда не пытался бежать. Он учился фехтованию у Басила, он охотно болтал с ним и с другими, сдружился с мальчиком и лекарем. Он быстро схватывал чужой язык и местные обычаи. И Сакрум, наблюдавший за ним, казалось, начал проникаться к нему если и не доверием, то чем-то, что смягчало враждебность.
И Марк, заметивший это, подумал о том, что, возможно однажды ему удастся уговорить Сакрума отправиться с ним в Авалар и помочь фавнам вернуться. А там недалеко и от Архея…
По приезду в Баркиду Сакрум приказал своим Братьям одеться так, как одеваются местные, чтобы не привлекать к себе внимания. На следующий же день к ним приехало несколько портных и сняло с них мерки, чтобы отшить ладные костюмы. Для Атанаис и Рабинары вдова Далия вызвала портниху, которая отрисовала несколько моделей. Рабинара, почти никогда не носившая платьев, растерялась, но на помощь пришла чужачка.
— Думаю, мы с тобой будем выглядеть несколько нелепо с такими пышными рукавами, — с улыбкой произнесла Атанаис, оживившись. Она взяла карандаш, лист бумаги и нарисовала модель платья, которое она хотела бы для себя, и модель, которая подошла бы Рабинаре. А затем показала девушке. — Как считаешь?
— Я не ношу платьев, мне всё равно, — та презрительно повела бровями, но глаз от рисунка не отвела.
Кое — как, с помощью одного из шамширцев, владеющего местным наречием, Атанаис смогла объяснить, какие платья нужно сшить для них обеих, и озадаченная портниха удалилась.
— В крайнем случае, если мне дадут материал, что-то я смогу отшить сама.
— Эти ваши бабские занятия… — фыркнула Рабинара.
— Какие? — Атанаис внимательно посмотрела на девушку.
— Шитьё, наряды…