Наследники Шамаша. Тени и пыль (СИ)

Дети Архея с малолетства знали, кто такая герцогиня Атии и супруг принцессы Нодрима, что сделали они для Архея и кто помогал им. Ишмерай бесконечно гордилась отцом и матерью, хотя многое из тех событий удалось оставить в тайне, многое было искажено недостоверностью слухов.

Дети Архея с малолетства знали, кто такая герцогиня Атии и супруг принцессы Нодрима, что сделали они для Архея и кто помогал им. Ишмерай бесконечно гордилась отцом и матерью, хотя многое из тех событий удалось оставить в тайне, многое было искажено недостоверностью

И в те дивные минуты, когда Ишмерай танцевала с Марком, герцогиня смотрела на дочь затуманенными от слёз глазами и думала о том предчувствии беды, которое не покидало её уже несколько недель.

— С вами приятно танцевать, принц, — прошептала Ишмерай.

— А ты — самая чудесная партнёрша в танцах, которая у меня только была, — ответил принц.

— Ты льстишь мне.

— Лишь мой братец кронпринц может льстить первой понравившейся даме без зазрения совести.

— Ах, Ваше Высочество, оставьте! — засеребрилась Ишмерай своим открытым бесхитростным смехом. — Если в университете та или иная красавица смела обделить вас вниманием, вы не гнушались никакими средствами, чтобы завоевать хотя бы один танец.

— Я редко бегал за барышнями: мне же почти не отказывали.

— Разумеется! — парировала та, и странное неприятное чувство коснулось её сердца. — Какая барышня станет вам отказывать? Вы — принц Карнеоласа!

Марк сделал шутливо оскорблённый вид и проговорил:

— Не знаю, какая барышня станет отказывать принцу Карнеоласа, но лишь одна барышня всегда говорила мне правду. И сейчас я имею удовольствие танцевать с нею, говорить с нею, смотреть на неё и быть тем счастливцем, к которому обращена её улыбка. Ты — самый близкий мне друг, Ишмерай, твои слова всегда резковаты, открыты и заслуженны. Но ты веришь мне меньше, чем кому-либо ещё.

— Не правда!

— Я хочу, чтобы ты верила мне, — произнёс Марк.

— Я верю тебе, — с чувством ответила девушка.

— А если я скажу, что ты очень красивая? Ты поверишь мне?

Ишмерай заглянула в его сияющие взволнованные серьёзные глаза, густо покраснела и с удовольствием выдохнула:

— Поверю.

Губ Марка коснулась ласковая улыбка.

Музыка вдруг остановилась, разлетевшись эхом сбившихся с ритма инструментов. У входа в зал стоял Его Величество король Карнеоласа Арнил Вальдеборг и любовался сыном и своей крестницей.

— Празднество в самом разгаре! — довольно произнёс раскрасневшийся с мороза король, улыбка которого за двадцать с небольшим лет не потеряла своей лучезарности.

Ишмерай, как виновница торжества, первая подбежала к королю, сделала реверанс и позволила себе обнять короля со словами:

— Ах, Ваше Величество, как рада я, что вы приехали!

— А я как рад, дорогая моя именинница, — сказал он, поцеловал в щеку и оглядел её с ног до головы. — Разумеется, мой сорванец отхватил самую красивую девушку в зале.

Когда-то чудесные солнечные кудри короля ныне осветлили годы, по глазам и лбу прошлись морщинами, но к фигуре оказались благосклонны: он несколько набрал в весе и выглядел куда более крепким и внушительным, нежели во времена молодости и худощавости.

Король был утомлён дорогой, а крупные глаза, лазурь которых когда-то не покидал блеск весёлости, туманили затаённые тревоги. Тотчас к королю подошли хозяева Атии, а гости встали и низким поклоном поприветствовали короля.

— Не был бы я женат, я бы увёл у Атии эту герцогиню, — прошелестел король шутливым тоном и поцеловал хозяйке руку. — Она цветёт с каждым днём всё пышнее.

Герцог, супруге которого относились столь щедрые похвалы, оставался невозмутимым, чтобы никто не заметил, как кипит его душа — вот уже более двадцати лет он всячески оберегал жену от посягательств Его Величества.

— Ах, главный Целитель Нодрима! — воскликнул король, всегда испытывавший к Лорену Рианору уважение и даже что-то похожее на глубокую дружескую привязанность.

— Ваше Величество! — не менее радостно откликнулся Лорен, который часто критиковал короля, но испытывал к нему больше симпатии, чем к мужу собственной сестры.

— Бог мой, как ты поседел! — громыхнул король.

— А ты все такой же кудрявый черт! Тебе самому не противно?

Король и Целитель обнялись. После Арнил приветствовал свою кузину, принцессу Нодрима Плио, и отметил, что она хороша, будто пряник.

— Как же поживает король Нодрима, мой дорогой кузен?

— Густаво пеняет тебе, владыка, что ты никак не заедешь к нему в гости, — улыбалась Плио.

— Если владыка Нодрима не доволен, стало быть, я заеду к нему, — весело отозвался король, но вдруг помрачнел и задумчиво пробормотал: — Но, боюсь, он быстрее окажется в Кеосе, чем я в Моринфе…

После того, как король с восторгом поприветствовал молодёжь, Арнила усадили за стол и начали потчевать разными яствами и чудесными винами. Герцоги уговаривали его отдохнуть в отведённой для него спальне и переодеться, но король отказался наотрез.

— Вина мне! — только и сказал Арнил и принялся отдыхать с хозяевами.