В хлеву было довольно тепло. Лошади и коровы волновались, беспокойно переступая копытами, свиньи повизгивали. Чувствуют волка? Бешеную лисицу или медведя? Волков в этих краях отстреливают хорошо, да и засов крепкий, дикие звери не проломят. Местные охотники намедни говорили о странных следах, оставленных на снегу невиданной тварью, да и герцог Атии, которому Сакбер поставлял мясо, издал указ, запрещающий ходить в лес в тёмное время суток. Подобных указов в Атии не было уже лет двадцать. С тех пор, как закончилась война.
«Надо лучше вооружаться в лесу, да и на пути в Ариль или Эридан», — подумал Сакбер, тщательно запирая хлев.
Фермер задумчиво шёл к черному входу дома, когда услышал со стороны леса странный гулкий полу вздох, полу стон. Сакбер остановился и прислушался. Метель усиливалась, начала подавать голос беспокойная вьюга. Топот волнующегося скота в хлеву стал громче.
— Чертовщина какая-то, — буркнул Сакбер, входя в дом и забирая дверь на железный засов. — Завтра сообщу главе города, пусть пишет письмо герцогу.
— Что случилось? — из детской выглянула светловолосая жена Нети.
— Скотина волнуется. Показалось, слышал странные звуки со стороны леса.
Залаял дворовый пёс.
— Вот и Ветерок вернулся, — сказала Нети. — Полдня где-то шастал. Надо бы покормить.
— Не выходи сегодня больше на улицу. Люди тревожное поговаривают.
Лай пса стал громче и истеричнее. Он начал лаять так ожесточённо, что рука Сакбера сама собой потянулась к аркебузе. Пёс вдруг рявкнул, жалобно взвизгнул и затих.
— Быстро к детям! — выдохнул Сакбер, его вдруг обуял дикий страх. Но едва он успел это сказать, как сорвалась с петель дверь, с грохотом упала на пол, и в дом прыгнуло что-то огромное и чёрное.
Сакбер успел выстрелить только раз. Чёрная мохнатая стена накрыла его мощной волной, и голова хозяина дома, отделившись от тела, покатилась по полу, оставляя кровавые разводы.
Ишмерай видела бесконечно длинный сон. Она сидела на краю уступа, по-детски болтая ногами, а внизу разверзлась бездонная пропасть. И бушевали в ней чёрные ветры, и кричали люди, погибая под натиском страшного урагана. Разрушались деревни и города. Когда-то горделивый и величественный Кеос лежал в руинах. А Ишмерай с тоскливым безразличием смотрела на погибающий мир и мечтала лишь об одном: о вечном покое.
«Как я могу помочь им?» — спросила она у высокого силуэта, закутанного в чёрный плащ. Он неподвижно стоял рядом с ней с непокрытой капюшоном головой, но девушка не видела ни лица своего спутника, ни цвета волос. На его груди висела лишь цепочка с подвеской в виде семиконечной звезды.
«Зачем тебе помогать им, Дитя? — ответил он. — Они позабыли о тебе, когда ты заблудилась в Далёких Землях. Они забрали у тебя всё, что было тебе дорого. Они погубили твою душу, предали тебя»
«Там мой дом», — не слишком уверенно прошептала Ишмерай, наблюдая, как разрушаются многовековые церкви и гибнут сотни и тысячи людей.
«Твой дом здесь».
«Там моя семья».
«Я твоя семья. Я позабочусь о тебе».
Ишмерай поглядела на своего безликого собеседника и ответила:
«Ты не смог позаботиться о себе, ты бросил брата своего, когда он нуждался в тебе. Ты не сделал ничего, когда его убили. Ты выбрал вечное одиночество в этой чёрной пустыне. А я хочу к свету…»
«Свет — лишь оборотная сторона тьмы, Дитя. И нет в нём ничего спасительного».
Ишмерай увидела, как в долине горит город, услышала, как кричат люди. Она поднялась на ноги и упрямо начала свой спуск в долину, где бушевали черные ветра и смерть.
«Ступай… — вслед ей неслись печальные слова ее собеседника. — Ты идёшь на растерзание. Они распнут тебя, как того, кого вы все называете Спасителем, затем они разорвут твою плоть, раздробят твои кости, разольют по чёрным лугам твою драгоценную кровь. Но душа твоя останется со мной. Они не смогут навредить ей. Ибо я стану твоим Спасителем, и братом твоим, и всем твоим миром…»
Ишмерай проснулась ещё засветло, и тени исчезающего сна ещё окутывали её зловещим крылом. «И как только такая мерзость может сниться на Рождество?..» — подумала она, вглядываясь во тьму окна и цепляясь за обрывки разговора с таинственным собеседником, но они водой утекали сквозь пальцы.
Хозяева и слуги встали раньше обыкновенного. Несмотря на то, что праздничный ужин должен был начаться в пять часов вечера, герцогиня суетилась чуть ли не с рассвета. Атанаис встала вместе с матерью, а затем пришла в комнату Ишмерай и разбудила сестру ласковым пением. Чарующий голос Атанаис взял девушку за руку и мягко вывел её из тяжёлых пут сна. Ишмерай очнулась, сладко потянулась, поднялась, увидела сияющее лицо старшей сестры и почувствовала себя бодрой и свежей. Все в доме не раз отмечали дивные свойства колдовского пения Атанаис: её голос успокаивал муки души, заволакивал печали, дарил радость и беззаботность. Когда отец возвращался из Карнеоласа или с совета хмурым, раздражённым, Атанаис садилась рядом с ним на диванчик в гостиной и тихо пела ему песни, которые сочиняла сама. На герцога снисходило умиротворение, и он, успокоенный, уходил спать.