Наследники Витовта. Династическая война в Великом княжестве Литовском в 30-е годы XV века

Очевидные достоинства этой работы в том, что ее автор прекрасно ориентируется в источниках и историографии вопроса[81]. Опираясь на тот же круг источников, что и А. Левицкий, Й. Матусас, хотя и не был профессиональным историком, сумел критически взглянуть на его выводы и сделать ряд ценных наблюдений и остроумных замечаний. По его словам, симпатии Свидригайла к русинам и православным — «это взгляд поляков, широко распространенный в Европе польской королевской канцелярией, особенно Збигневом Олесницким и его секретарем Длугошем», которые жили «под звездой унии» и стремились таким образом очернить литовского князя в глазах католической Европы. При этом Матусас, увлекаясь полемикой с Левицким, в некоторых случаях явно идеализирует положение русских земель в составе ВКЛ (например, пишет о том, что «уже в 1392 г. Луцк получил такие же права, как Львов», хотя в действительности дело обстояло несколько сложнее). Он проводит мысль о единстве общества ВКЛ, видит в нем вслед за Халецким только территориальный антагонизм, но отвергает этническую, религиозную и социальную подоплеку конфликта Свидригайла с Сигизмундом Кейстутовичем[82]. Действия Свидригайла он рассматривает как продолжение политики Витовта: «Самостоятельность Литовского государства и неделимость его земель — это основные стремления этого великого князя», — писал Матусас. Поэтому неудивительно, что он не заострил внимания на противоречиях внутри правящих кругов ВКЛ, которые привели к перевороту 1432 г. Ответственность за это событие Матусас целиком и полностью возлагает на поляков, а глава о нем называется «Переворот Зарембы» — по имени польского посла, который, по словам Длугоша, с санкции короля подговорил литовскую знать свергнуть Свидригайла с престола[83]. Свою книгу (раздел, посвященный общей оценке Свидригайла) историк завершает словами о том, что этот князь боролся «лишь за самостоятельность Литвы и ее честь»[84]. Однако остается непонятным, как серадзскому каштеляну Лаврентию Зарембе, дважды побывавшему в Литве в 1432 г., удалось уговорить часть тамошней знати свергнуть собственного великого князя, которого она только что горячо поддерживала. Матусас справедливо замечает, что переворот совершила узкая группа лиц, а большая часть литовской знати просто была поставлена перед свершившимся фактом[85], но дальнейшие объяснения неубедительны. Как справедливо было отмечено в отзыве на хабилитационную работу, который подписан И. Йонинасом и преподававшим в Каунасе Л. П. Карсавиным (составлен, вероятно, И. Йонинасом), автор поставил перед собой цель «отреагировать на политические тенденции польских историков в оценке личности князь Свидригайла, посмотреть на этого князя и его деятельность глазами литовца или, еще точнее говоря, реабилитировать его». От этого сильно пострадала характеристика его противника Сигизмунда, «который автору кажется лишь инструментом польской политики, тогда как он также был противником Польши, только попавшим в очень трагическую ситуацию, из которой часто безнадежно стремился выйти (beviltiškai siekė išeiti)». В отзыве было отмечено и то, что о. Й. Матусас избегал широких характеристик внутреннего и внешнего положения Литвы в рассматриваемую эпоху[86]. Положительные качества Свидригайла и его популярность, на которых акцентирует внимание литовский историк, не объясняют, почему он потерпел поражение в борьбе с Сигизмундом Кейстутовичем, почему был менее удачливым, чем его предшественник Витовт. Вероятно, по этой причине книга Матусаса осталась единственным трудом о Свидригайле в тогдашней литовской историографии.