Наследники Витовта. Династическая война в Великом княжестве Литовском в 30-е годы XV века

После труда Матусаса в изучении событий 30–40-х годов XV в., активно обсуждавшихся ранее, во всех странах наступил долгий перерыв. Интерес к этой теме удовлетворялся изданием старых работ[87] и попытками концептуально переосмыслить ее в духе советской историографии[88]. В какой-то степени интерес к данной теме пытались реализовать ученые старого поколения: в 40-е годы традиционные представления о ней обобщил польский историк Хенрик Ловмяньский (1898–1984) в курсе лекций по истории ВКЛ[89], спустя примерно десять лет к ней пожелал обратиться литовский ученый Константинас Яблонские (1892–1960)[90], но это желание ничем не увенчалось из-за его смерти. Более успешной была попытка обращения к проблемам династической войны XV в., предпринятая литовским историком Бронюсом Дундулисом (1909–2000). Хотя изучение политической истории ВКЛ в советской Литве не приветствовалось, в 1968 г. он опубликовал докторскую диссертацию «Борьба Литвы за государственную самостоятельность в XV веке»[91], что стало большим событием для литовской исторической науки[92]. Эта работа основана на глубоком самостоятельном изучении опубликованных источников и историографии. Для авторского подхода характерно объединение традиций межвоенной историографии (это сказалось в выборе темы, посвященной конфронтации ВКЛ с Польшей) и марксистской риторики. Это не единственное противоречие: с одной стороны, Дундулис писал о реорганизации государства Свидригайлом (уравнение в правах русинов и литовцев) и ее противниках — «литовских феодалах, руководствующихся своекорыстными классовыми интересами», с другой — отвергал традиционную интерпретацию источников, в которых видели свидетельство этой реорганизации[93]. Поражение Свидригайла Дундулис в духе марксизма объяснял тем, что тот не стремился привлечь на свою сторону «народные массы»; русскую знать он оттолкнул от себя идеей церковной унии, а литовцев — сотрудничеством с Орденом[94]. Сигизмунд Кейстутович, хотя и подтверждал несколько раз унию с Польшей на невыгодных для ВКЛ условиях, делал это в тактических целях: он боролся за «самостоятельность» Литвы точно так же, как Витовт, и более осторожно, чем Свидригайло. Причина его убийства — опасения части литовской знати за свое положение и в какой-то степени антипольская политика (этот сюжет остается в тени другой темы — его несостоявшегося союза с Тевтонским орденом)[95]. Как видим, кругозор литовского историка сильно ограничивала его исследовательская парадигма — поиски «борьбы за государственную самостоятельность Литвы» (скорее, в действительности, имел место поиск оптимального modus vivendi c Польшей, о чем говорит ход «коронационной бури» 1429–1430 гг., переворот 1432 г. и ситуация после убийства Сигизмунда в 1440-м) и интерес исключительно к истории Литвы в границах Литовской ССР, ее знати и регионов (Жомойть). С другой стороны, Дундулис честно признает: «Как русское общество того времени было настроено и каковы были его политические устремления, в том числе стремление освободиться от иноземной власти, отделиться от Литвы и Польши — это вопрос, который нужно специально исследовать и который должен был бы охватывать более широкий период»[96].

В конце 80-х — начале 90-х годов интерес к социально-капиталистической истории ВКЛ возродился в российской исторической науке. Ученые, с одной стороны, попытались освободиться от диктата обязательных схем, с другой — это желание побуждало их вернуться к опыту дореволюционной историографии, в которой история ВКЛ занимала важное место. Это хорошо заметно в работах А. Ю. Дворниченко, который коснулся событий 1430-х гг. в двух статьях[97] и монографии[98]. Он ставит перед собой задачу проверить «тезис о сугубо аристократическом характере движения Свидригайло», точнее, как отмечено в монографии, о том, что движение народных масс, недовольных растущей эксплуатацией и политикой литовских феодалов, возглавляли удельные князья ВКЛ и другие феодалы русских земель государства[99]. Исследовательская стратегия Дворниченко продиктована принадлежностью к школе И. Я. Фроянова: в жизни русских земель ВКЛ он стремится найти «древнерусские демократические начала». По Дворниченко, на них указывает участие в конфликте «лучан», «киян» и т. д., в которых он видит «представителей городских общин» (хотя это еще следовало бы доказать). Если к этим сомнительным исходным положениям добавить слабое владение источниками, отсутствие их специального анализа, то становится ясно, что предположения петербургского автора, какими бы интересными они ни были, повисают в воздухе.