Путники добрались до пограничной с Кастилией Ориуэлы – здесь готовились к войне, укрепляли стены, а еще запретили въезд рыцарям и знати, сторонникам любых партий – арагонской, каталонской, кастильской, – пока не будет коронован новый король. Уго и его одноглазый слуга заводили знакомства с местными жителями, попивая вино в тавернах. Так они из первых рук узнали новости о кастильском войске. Им охотно сообщали, что капитан Педро Манрике стоит в Мурсии с пятьюстами всадниками, рассказывали про набеги на валенсийские земли, которые совершают эти воинственные кастильцы: никто их не видел вживую, но все о них знают. И слухи о вторжениях действительно подтвердились: Валенсия объявила боевую готовность в городе и замке Хатива; королевство готовилось к обороне. Кастильских рыцарей видели не только на границе с Мурсией, в поселке Рекена, но и на внутренних территориях, например в Льомбаи и, что сильнее затрагивало интересы графа Уржельского, в Сегорбе и Бурриане – а это уже на побережье: там были замечены двести всадников, шедших на соединение с Бернардо де Сентельесом.
Услышав про это, Матео приказал ускориться, чтобы быстрее преодолеть восемь лиг, разделяющих Ориуэлу и Аликанте, а там сесть на корабль до Барселоны, чтобы успеть известить графа: Сентельесы принимают сторону инфанта Фердинанда Кастильского. Но уже на полпути одноглазый выбился из сил. Уго давно замечал, с каким трудом Матео переставляет ноги, как тяжело ему дается каждый вздох. Попреки и шуточки превратились в хрипящий свист, особенно пугающий в тишине этих бескрайних полей пшеницы, с далекими силуэтами поселян под ярким солнцем. Уго уже знал, что в Ориуэле запрещено выращивать виноград, все земли отданы под орошаемые наделы злаков.
– Матео, я тебя не слышу, – громко выкрикнул Уго, еще ускоряя шаг.
– Не так быстро, – прошипел одноглазый и тут же зашелся в приступе кашля.
– Так мы не успеем, – не оборачиваясь, бросил Уго. – Разве ты не хочешь попасть в Аликанте засветло?
Одноглазый не смирился с унижением, поплелся дальше, и гордыня заставила его рухнуть на дорогу между Эльче и Альбатерой; здесь была ничейная земля, вокруг ни души. Уго сделал вид, что ничего не заметил.
– А ну-ка вернись, пес!
Уго оглянулся.
– Пес, говоришь? – переспросил он издали.
– Сюда!
Уго не только услышал окрик, но и увидел, что распростертый посреди дороги Матео тычет пальцем в землю. Парень даже издали видел его побледневшее лицо, кровь как будто перестала струиться по жилам.
– Мы должны как можно скорее попасть в Барселону. – С этими словами Уго зашагал дальше. – Граф ждет от нас известий.
– Вернись!
Призыв прозвучал как стон умирающего.
Но Уго не остановился. Матео больше ни о чем не просил. Возможно, он действительно умирал. Уго остановился. А затем все-таки прошел назад, к Матео. Было холодно, но одноглазый обливался потом.
– Помоги…
Лежащий силился приподняться.
Уго приподнял тело ровно настолько, чтобы высвободился кошель с деньгами и письмами из Валенсии. Уго выхватил его одним рывком. И выпустил тело из рук, так что одноглазый повалился на дорогу.
– Ублюдок! – просипел Матео.
Уго подумал, не забрать ли еще и нож, но отказался от этой мысли. Он не умеет пользоваться оружием, да и учиться не собирается.
– Сукин сын!
Услышав новое оскорбление, Уго всерьез захотел убить одноглазого. Он вспомнил, сколько раз тот его избивал, вспомнил плач малышки Мерсе в день закладки госпиталя Санта-Крус – тогда кривой набросился на него с наскока, неожиданно. Теперь Уго может его убить, имеет на это право. И никто ничего не узнает.
– Умри, как и жил, по-собачьи, – решился Уго.
Он снова зашагал прочь, но, не успев сделать и пяти шагов, снова остановился.
– Слушай, кривой! – Уго подождал, пока Матео не поднял безнадежно склоненную голову. Он должен это узнать. – Ты помнишь, как тебе высадили глаз? – Уго выждал несколько мгновений; Матео понял, о чем идет речь, и его единственный глаз заблестел. – Это я стоял за дверью того монастырского склада. Это я сунул палку в окошечко. Я был тот мальчишка с верфей, что носил ядро за генуэзцем, тот мальчишка, которого ты исколотил в день, когда твои господа казнили Арнау Эстаньола, а он был хороший человек. – Уго набрал в грудь побольше декабрьского воздуха. – Вспоминай об этом в преисподней! – выкрикнул он, а одноглазый в это время по-рыбьи открывал и закрывал рот, ему не хватало воздуха. – Подыхай тут, одноглазый говнюк!
«Ты больше не сунешься к Мерсе», – прошептал Уго напоследок, уже глядя вперед, хотя хрипы задыхающегося Матео все еще звучали у него в ушах. Уго шагал прямо по дороге, пока не понял, что одноглазый больше не может его видеть, а потом свернул на тропу, ведущую к морю. Если умирающему вдруг посчастливится получить нежданную помощь и выжить, Уго не мог допустить, чтобы его по доносу арестовали в Эльче или Аликанте. Пришло время подумать.
Уго обернулся и издали присмотрелся к фигуре Матео. Тот лежал на дороге, не поднимая головы, совершенно не шевелясь. Единственное, в чем может посчастливиться этой сволочи, – это если он не сразу отправится в ад.