– Да ладно тебе! – вмешался недоверчивый хозяин таверны. – Хорош заливать. Всегда же приходится выбирать, на чьей ты стороне.
– Я присутствовал при том, как король Мартин давал свой ответ советнику Барселоны: корону надлежит отдать тому, кто ее заслуживает по праву, – веско заверил Уго, а сам вспомнил притворные приступы кашля, которыми Мерсе давала понять, что король никогда не утверждал ничего подобного. – Я всего-навсего простой виноторговец, в королевской крови не разбираюсь. Так с чего бы мне противиться воле моего монарха?
– А с того, что корона принадлежит графу Уржельскому! – рявкнул Франсиско Дарч, с вызовом оглядев собравшихся в просторном зале на первом этаже таверны.
– За Хайме Арагонского, графа Уржельского! – подхватил кто-то из угла, поднимая стакан с вином.
– За короля Хайме!
К тосту присоединилось большинство завсегдатаев заведения: одни выпивали за столом, уже удовлетворив свою похоть, другие дожидались сладких минут.
– В Валенсии нужно быть на стороне Уржельца, – пояснил хозяин. – Гильем де Бельера, губернатор королевства, – один из его вернейших сторонников. И лучше оставаться у него в милости.
– Это точно, – поддакнул Франсиско Дарч. – Только вот в последнее время губернатор сцепился с родом Сентельес, повесил и обезглавил больше сорока человек из этого семейства и их сторонников.
– На то он и губернатор, – заметил Уго. – Они, наверно, в чем-то провинились…
– Да ни в чем. – Хозяин понизил голос. – Только лишь в том, что они Сентельесы.
Уго не верил собственным ушам.
– Но ведь… Кто-то уже подал жалобу на Гильема де Бельера?
– Да, подал. Барон Бернардо де Сентельес и подал. Пожаловался и обратился за правосудием к графу Уржельскому.
– Так ведь Сентельесы тоже поддерживают Уржельца? Значит, он их защитит.
– Дон Хайме не стал вмешиваться. Он сделал ставку на губернатора и семью Виларагут. Как может граф наказывать того, кто всеми силами поддерживает его притязания на трон? До самой смерти короля Мартина единственное решение, которое смогли принять судьи, чтобы избежать кровавых стычек на улицах, – это выдворить из города самых опасных представителей обеих партий: Виларагутов вместе с Бойлами и Солерами; Сентельесов вместе с Пересами де Аренос и Монтагутами, а еще их многочисленных сторонников. С тех пор как королевством управляет Гильем де Бельера, Сентельесов и их присных изгоняют из города, а Виларагуты остаются и в итоге контролируют и торговлю, и все, что ни пожелают.
– Но ведь если граф не станет защищать Сентельесов, он рискует…
Уго не успел договорить, за него закончил хозяин таверны:
– …лишиться их поддержки.
Разговор продолжался, одноглазый внимательно следил из угла, а Уго следил за одноглазым. В тот же вечер Матео объявил, что с утра они уходят из таверны.
– Тебе придется подождать, – резко ответил Уго.
Прошло целых два дня, прежде чем он снова повстречался с Марией из Барбастро, но в конце концов проститутка рассказала, где находится монастырь, который Уго искал: он расположен здесь же, рядом с публичным домом, внутри новых стен напротив мавританского квартала.
– Я ждать не собираюсь, – отрезал одноглазый.
Напряжение между ними росло день ото дня, ведь Матео по-прежнему должен был изображать слугу.
– Слушай, ты, кривой! – выкрикнул Франсиско Дарч в тот вечер, когда все гости чествовали Уго. – Тебе повезло с хозяином: он так тебя ценит, что позволяет сидеть за одним столом. Если бы дело зависело от меня, ты бы жрал вместе со свиньями – ведь только там слугам и место, даже таким умникам, как ты.
Уго показалось, будто он видит, как ярость одноглазого стекает по трещинам нетесаного стола. Парню не удавалось уснуть в общей с Матео комнате, ночами Уго только придремывал, все время держась начеку. В каждой съемной комнате Матео занимал кровать, а Уго доставалась лишь охапка соломы на полу. И Уго не был уверен, что кривой выполнит повеление своего господина. С него сталось бы соврать графу, наплести, что виночерпия убил кто-то другой. Парню удавалось сомкнуть глаза, только когда он слышал, что Матео уже долго и ровно храпит, и все равно он в тревоге просыпался от малейшего кашля, от хрипа, даже от шепота.
– Так вот, если ты не хочешь ждать, значит пойдешь один, – решительно ответил Уго. – А у меня здесь дела.
Может быть, монахиня из монастыря в Валенсии и вела себя более приветливо, чем привратница в барселонском монастыре Жункерес, однако, приоткрыв зарешеченное окошко в высокой двери, она тоже заявила, что сестры Уго здесь нет.
– Арсенда? У нас таких нет, – сухо сказала она.
Быть может, приняв монашеский обет, Арсенда переменила имя?
– Да откуда мне знать? У нас тут почти триста монахинь.
Уго пришел в отчаяние; монахиня являла образец терпения. «Если это ваша сестра, – увещевала она, – то вам не нужно дознаваться, в каком из монастырей сейчас находится названная Арсенда: она пребывает с Господом, и Господь ее защитит».
И все-таки Уго в конце концов добился ответа, хотя он и прозвучал неожиданно:
– Так вы говорите, ваша сестра прислуживала дамам в монастыре Жункерес в Барселоне?
– Да.