Человечек вышел из дворца, все такими же короткими шажками подбежал к Уго – и рассыпался в извинениях. Конечно, адмирал его примет, сказал он с благоговением. Узнав о том, кто пришел, адмирал расхохотался и хлопнул человечка по спине так сильно, что она все еще болела. Сопровождаемые солдатами, они прошли внутрь и оказались в крытой галерее, откуда была видна часть ухоженных дворцовых садов, располагавшихся ниже уровня улицы. Пока они обходили галерею, Уго медлил, разглядывая все вокруг, и это жутко раздражало его спутника. И все-таки коротышка вырывался вперед, как будто не в силах был идти медленнее, но, заметив, что Уго отстает, останавливался подождать его, не переставая причитать и фыркать, сжимая кулаки, словно сдерживая желание поторопить. Он сказал, что адмирал, должно быть, очень ценит Уго, потому что обычно никого не принимает. Он такой человек… Как бы сказать? Непохожий на других придворных, которые окружают короля; не может скрыть своего корсарского нрава. Он груб, порой угрюм, чем, впрочем, гордится, и потому ни с кем не считается. Рассказывая об адмирале, человечек не упустил возможности еще раз извиниться перед Уго, словно опасаясь недовольства со стороны Берната. Они шли через коридоры и комнаты к дворцовым залам – двум большим конструкциям, которые возвышались над зданием. Контрфорсы, их подпиравшие, можно было увидеть снаружи, так же как в церкви Святой Марии. Одно помещение называется Конным залом, сообщил человечек. Когда дворец принадлежал ордену тамплиеров, там проводились торжественные акты с участием всадников. Другое – Большой зал, построенный Педро Церемонным, он напоминает пышный зал Тинель в Большом дворце. Оба зала человечек назвал «грандиозными».
Такими они и были. Войдя в Большой зал, Уго почувствовал себя карликом. Он не был в зале Тинель, но место, куда он ступил, напоминало нефы королевской верфи… или палаты госпиталя Санта-Крус: огромное помещение с керамическим полом и плоским, украшенным росписями деревянным потолком, который поддерживали две арки, похожие, как ему когда-то рассказывал священник в госпитале Колом, на перевернутый и разрезанный пополам кувшин.
В зале было много народу, и Уго не мог отыскать Берната, пока тот своей тяжелой рукой не хлопнул его по спине. Виноделу хватило времени, чтобы различить сочувствие в глазах человечка, прежде чем Бернат схватил старого друга, обнял его и сердечно расцеловал.
– Уго, друг, как твои дела? От тебя не было никаких новостей, я уже думал, что ты умер. Почему ты не давал о себе знать?
Бернат проводил его в другой зал, примыкавший к Большому, – тоже просторный, хоть и поменьше, с единственной аркой посередине. Он был пуст.
– Расскажи о себе! – попросил Бернат. – Габриэл Мунтсо мне говорил…
– Как он поживает? – перебил его Уго, вспомнив посланника, который приносил ему деньги.
– Он умер, – ответил Бернат. – Мунтсо говорил, ты посвятил себя виноградникам и дела твои идут хорошо. Ты все еще этим занимаешься?
– Нет, у меня больше нет виноградников.
– Ну хорошо, хорошо, – прервал его адмирал и обнял, приглашая к прогулке по залу. Уго наконец понял, отчего его уродливый провожатый так суетился, – ему, вероятно, приходилось вечно поспевать за своим господином. – У тебя есть семья, дети?
– У меня есть дочь.
– Был бы рад познакомиться с ней. Я всегда был тебе благодарен – и, не сомневайся, отплачу тебе сполна. Отныне ваша судьба круто изменится.
Уго посмотрел Бернату в глаза. Эти слова не были сродни пустым обещаниям, которые щедро раздавал граф Уржельский, – сам адмирал королевского флота заверил его, что не поскупится. Уго подумал, что скажет об этом Мерсе…
– Герао говорил о похоронах матери. – Голос Берната прервал его мысли. – Теперь расскажи ты.
Они ходили по залу: Бернат молчал, Уго едва не шатался под тяжестью его руки. Тем не менее он рассказал Бернату о Мар, евреях, бастайшах и похоронах на кладбище у церкви Святой Марии у Моря.
– А что с деньгами для Святой Марии?
Вопрос, заданный после еще одной минуты безмолвия, застал Уго врасплох. Он уже успел позабыть об этих деньгах.
– С дозволения короля, – продолжил Бернат, – в ближайшее воскресенье я намерен посетить мессу в соборе Святой Марии, и мне хотелось бы узнать…
– У меня их… украли, – нерешительно произнес Уго.
Бернат впервые остановился.
– Их украл сбежавший раб, – уточнил Уго. – Он утащил и твои деньги, и мои.
Бернат молчал.
– Я в самом деле отслужил много месс за твоих родителей и за тебя. Стоило немалых усилий убедить священника и тебя упомянуть, ради этого пришлось использовать остальные деньги, которые ты прислал. Говорили, что, коль скоро ты корсар и враг Каталонии…
– Почему ты ничего не сказал Мунтсо? – Бернат произнес эти слова так резко, что эхо грозно разнеслось по всей комнате. – Ведь это была первая посылка. Потом вы виделись еще не раз.
Уго вспомнил слухи и истории, описывавшие Берната как жестокого корсара. Мунтсо боялся ему перечить. И теперь, когда на месте посыльного оказался Уго, он в полной мере почувствовал твердость и холодность Берната.