Наследники земли

Перед сумасшедшими собиралось все больше народу; некоторые больные огрызались на сыпавшиеся насмешки, кто-то пытался спрятаться, присев на корточки или свернувшись калачиком, многие закрывали уши руками, а кто-то раскачивался в такт музыке, которую мог слышать – или воображать – только он сам. Другие безумцы, насколько серьезные, настолько и величественные, расхаживали по сцене, хохоча над толпой. Уго встречал сумасшедших, подобных этим, когда работал в госпитале; после того как открылся Санта-Крус, туда свезли душевнобольных из всех госпиталей города. Быть может, он даже кого-то знал. Они не опасны и не причинят никому вреда. Вот что подумал Уго, когда литавры торжественно возвестили, что король миновал ворота Сант-Антони. Люди еще боролись за выгодные места, надзиратели госпиталя поднимали тех, кто уселся или улегся, останавливали тех, кто расхаживал по сцене, и унимали тех, кто орал, тщетно пытаясь их построить, когда на улицу верхом въехал Фердинанд Первый, блистательный и надменный. На солнце сверкали его кольчуга, мантия и камзол из золотой парчи с горностаевым подбоем – наряд, изготовленный специально для торжественного въезда в Барселону.

Монарх смеялся и приветствовал армию безумцев, салютовавшую ему с подмостков. Больные позабыли обо всех наставлениях, которые им дали по такому случаю, но при этом сумасшедшие, казалось, понимали, что тот, кто проходит сейчас перед ними, пользуется гораздо более высоким авторитетом, чем все остальные. Последовав королевскому примеру, свита тоже засмеялась и стала приветствовать безумцев. Из толпы доносились аплодисменты и восклицания; трое или четверо больных, оставшись без надзора, соскочили с подмостков и растворились в толпе. Уго проследил за шлемом одного из них: смельчаку удалось дотянуться до стремени какого-то кастильского рыцаря, сопровождавшего короля. Безумец поднял над головой свое тростниковое копье – в знак победы или угрозы. Народ, окружавший всадника – дворянина с окладистой каштановой бородой, в черной, с золотым шитьем одежде, в простой шляпе и с длинной тяжелой шпагой у пояса, – замер, ожидая его реакции. Уго встал на цыпочки и прищурил глаза, чтобы ничего не упустить. Кастилец наклонился и схватил безумца за руку. Уго мельком увидел лицо дворянина. Его охватило сомнение. Неужели?.. Дворянин одним рывком поднял сумасшедшего и усадил его на круп своего коня. Толпа разразилась приветственными криками. Оправившись от удивления, сумасшедший взвыл и воздел палку к небу, а король, обернувшись к нему, улыбнулся. Кастилец весело приветствовал горожан, не перестававших ему хлопать. Внезапно Уго заметил родинку около правого глаза дворянина. Такая же родинка была у мисера Арнау, такая же была и у его сына – Берната Эстаньола.

Уго следил за ним, пока старый друг ехал по Госпитальной улице, а сумасшедший сидел у него за спиной и под громкие крики горожан воздевал к небу свое тростниковое копье. Уго не видел Берната Эстаньола двадцать пять лет и уже очень давно не получал от него никаких известий.

Вопли во дворце на улице Маркет были такими же громкими, как и много лет назад, когда корсары напали на корабль Рожера Пуча.

– Адмирал, подумать только! – возмущался граф. – Как может жалкий пират стать адмиралом каталонского королевского флота?

Кто-то пытался рассказать графу о заслугах Берната, когда тот командовал королевскими галерами в сражениях против мавров и португальцев; кто-то заявил, что дружба Фердинанда и Берната восходит к тем временам, когда первый был всего лишь регентом Кастилии, а второй – капитаном у него на службе, но Рожер Пуч отказывался слушать что-либо хорошее о человеке, который едва его не разорил.

– Мы не должны были позволить ему выйти на свободу после того, как он пытался убить моего дядю, – сказал он. Ему было известно, кто такой Бернат Эстаньол; он все разузнал после нападения на корабль: сынок того предателя, которого казнили после смерти Педро Церемонного. – Вот что происходит, если вовремя не вырвать сорняк! – воскликнул он.

И теперь Бернат Эстаньол, бывший корсар, милостью короля ставший адмиралом каталонского флота, и он, Рожер Пуч, граф де Наварклес и Кастельви-де-Росанес, будут вынуждены вместе служить новому монарху. Ни Рожер Пуч, ни другие дворяне, поддержавшие дело графа Уржельского, не опасались возмездия Фердинанда; во время торжественного акта присяги в Сарагосе государь помиловал тех, кто «был его противником и даже сражался против него». Те, кто порицал Фердинанда или сражался против него, заявил новый король, делали это во имя защиты своих прав, а сам он был тогда для них всего лишь частным лицом. Ныне же, когда он вступил на престол, его враги стали его подданными, а он, в свою очередь, стал им отцом.