Наследники земли

От Королевства Арагон был назначен правовед Беренгер де Бардайши́, состоявший на жалованье у Фердинанда Антекерского: он получал пятьсот флоринов в месяц. Вторым был Доминго Рам, шурин Бардайши и епископ города Уэска, а замыкал арагонскую тройку картезианец, не сведущий ни в законах, ни в богословии, – простой послушник, добровольно удалившийся от мирских дел в монастырь Портасели, и его одеяние и запущенная шевелюра красноречиво свидетельствовали о равнодушии к интересам общества.

Валенсию представляли ненавидящий евреев Висенте Феррер, его брат Бонифасио, тоже картезианец, а также правовед Педро Бельтран.

И наконец, за принципат выступал Бернат де Гуальбес, заклятый враг графа Уржельского, посланник папы Бенедикта Тринадцатого на Пизанском соборе (вторым посланником на том соборе был как раз епископ Уэски Доминго Рам, теперь приехавший в Каспе от имени арагонцев). Каталония также отправила на выборы архиепископа Таррагоны и правоведа Гильема де Вальсека.

Жалоба каталонских вельмож на заинтересованность судей в Каспе не была принята кортесами, и вот, выслушав претендентов, доминиканец Висенте Феррер огласил общее решение: волею небес королем избирается инфант Фердинанд Кастильский. За него проголосовали четверо священников, руководимых Висенте Феррером и контролируемых папой Бенедиктом Тринадцатым; пятый голос был подан Беренгером де Бардайши, состоящим на жалованье у инфанта, а сверх того, получившим от него сорок тысяч флоринов золотом.

Пять голосов из девяти составляли большинство, однако, чтобы претендент был избран королем, ему было необходимо получить по крайней мере по одному голосу из каждой части страны. Шестой голос, принесший корону Фердинанду Кастильскому, принадлежал каталонцу Бернату де Гуальбес, врагу графа Уржельского; на пристрастность Гуальбеса указывали первейшие мужи принципата, но кортесы все равно оставили его в числе выборщиков. После коронации нового монарха Бернат де Гуальбес должен был получить место его советника.

Двое других представителей Каталонии, архиепископ Таррагонский и Гильем де Вальсека, склонились в пользу Хайме Уржельского, а третий, валенсиец, предпочел воздержаться.

Экономические и особенно религиозные соображения, подкуп, а главное, угроза кастильского нашествия, представленные Висенте Феррером в виде воли небес, подменили справедливость, за которой оставил право выбора покойный король Мартин, перед смертью изрекший свое знаменитое hoc… – если только это не был кашель, неуместный при решении судеб государства, как упрямо утверждала Мерсе.

Каталония, Арагон, Валенсия и прочие королевства и территории подпадали под владычество кастильского короля – чужака, законность родовых притязаний которого подкреплялась лишь по материнской линии, а не по отцовской, как в случае с Уржельской ветвью, чьи притязания освящала древняя традиция и желание народа.

20

29 ноября 1412 года, спустя пять месяцев после того, как собравшиеся в Каспе делегаты провозгласили Фердинанда Первого королем, он принял присягу перед кортесами Арагона, и новоизбранный монарх направился со своей свитой в Барселону. По традиции он на несколько дней задержался в монастыре Вальдонселья – этого было достаточно, чтобы город подготовился к его приезду. На площади монастыря Фраменорс, неподалеку от верфей, была возведена великолепная, обитая атласом трибуна с балдахином и драпировками, оттуда король и должен был созерцать игры и торжества в свою честь. Но перед тем как добраться до трибуны, процессия, движущаяся мимо нарядно украшенных зданий по усыпанным тростником и камышом улицам, свернула на ту, которая вела прямо к госпиталю Санта-Крус, где процессию встречали ряженные в солдат душевнобольные.

Смешавшись с толпой, Уго, Барча и Катерина ждали прибытия короля и смотрели на скорбное скопище мужчин и женщин. В руках у них были мечи и копья – у кого-то настоящие, у кого-то – простые палки из тростника. Они грозили ими толпе, а надзиратели силились не дать им спуститься с подмостков, чтобы потешный бой не перерос в настоящий и чтобы старые ржавые шлемы, которые им напялили на голову, там бы и оставались, а не летели в толпу, которая, заскучав от ожидания, радостно дразнила это шутовское войско.