Уго встал, чтобы немного размяться. Он прошелся по комнате и, заметив, что Катерина на него не смотрит, даже затряс головой. Не хотелось ее расстраивать. Последнюю неделю Катерина провела в одиночестве, поскольку Уго почти все время сидел во дворце на улице Маркет, во дворе, в погребе или на кухне, в ожидании известий, которые сообщал ему Герао: о встрече с викарием, советниками или судьями, о поисках дочери – все еще безуспешных. Адмирал не препятствовал визитам Уго – предпочитал его попросту не замечать. Катерина, со своей стороны, вновь ощутила себя брошенной. Она не говорила об этом, не упрекала за постоянные отлучки, – напротив, старалась поддержать любимого, но Уго не мог не заметить подавленности и обеспокоенности Катерины.
Уго получил весомую комиссию за продажу вина на Сицилию от Галлине, что открыло для винодела новые возможности. Торговец был доволен результатом и заговорил о дальнейших сделках. Уго отказался. «Извини, это очень заманчивое предложение, – уточнил виноторговец, – но ты, наверное, знаешь, что случилось с моей дочерью, женой адмирала…» Галлине кивнул, и Уго стремглав побежал обратно в таверну, где Катерина встретила его лучезарной улыбкой – быть может, неуместной, учитывая пропажу Мерсе. Уго на мгновение огорчился, но затем подумал: разве не он только что пересек весь город, расталкивая людей, чтобы скорее прибежать к ней с деньгами? Разве не он сказал ей, что они идут выручать Барчу? Ведь это он покрывал Катерину поцелуями, силясь получить от нее нежность, которой больше не чувствовал из-за своего горя. Это он потащил ее в стойло, чтобы забрать сбережения из тайника. Как ей было не улыбаться?
– Мне жаль. Это невозможно. Освобождение…
Уго бросился к Катерине, чтобы не дать ей упасть в обморок. К его удивлению, отец Гильем сел с ней рядом, подождал, пока Катерина придет в себя, и взял ее за руку.
– Твоя подруга не нуждается в том, чтобы ты платила за ее свободу, – прошептал священник, гладя ладонь Катерины.
– Что вы хотите сказать? – удивился виноторговец, все еще поддерживая Катерину. – Неужели она уже…
– Мертва? – закончила за него Катерина.
– Нет, Боже правый! Она жива и здорова. Рамона сильная женщина… Так ее теперь зовут, – сказал отец Гильем, – хоть и с совсем недавних пор. Да, она признала свою вину – прошу заметить, вину, а не грех, ведь она не была христианкой, – и решила отречься от пророка, чтобы принять истинную веру. Скоро у нас будет еще одна душа, преданная нашему Господу. И епископ, который, как вы наверняка знаете, тоже новообращенный, – мягко добавил священник, точно сообщая тайну, – искренне тронут и взволнован тем, что на непокорную и упрямую приверженку секты Магомета снизошел Святой Дух – и притом в стенах, столь близко расположенных к жилищу самого епископа.
– Святой Дух? На Барчу? – переспросил Уго.
– Рамона, Уго, ее зовут Рамона, – поправил священник, – так говорит Рамона, и тюремщик это подтверждает. На нее снизошел ослепительно-белый луч.
– А мы можем ее увидеть? – перебила Катерина, к неудовольствию священника. Он пропустил ее реплику мимо ушей и продолжил:
– Она говорит, что луч опустился ей на голову. И озарил сиянием ее дух. С тех пор она только и делает, что молится. Она знает наизусть все молитвы и целые отрывки из Библии – мавританка не может их знать, она ведь не ходит на мессу. Она непрерывно молится, стоя на коленях, уже четыре дня. Ничего не ест и почти не пьет.
Катерина и Уго недоверчиво глядели на священника.
– Порой она бессильно падает на пол, но и тогда продолжает молиться! Стоит ей дать немного воды, как силы вновь к ней возвращаются – и она опять становится на колени и молит о прощении и Божией милости.
– И это все в том вонючем подземелье? – спросил Уго.
– Разумеется, нет. Епископ выделил ей маленькую келью с некоторыми удобствами. Впрочем, она ими не пользуется.
Уго и Катерина вопросительно посмотрели друг на друга, не в силах поверить тому, что сказал отец Гильем.
– Так мы можем ее увидеть? – повторил Уго.
– Нет. Она не принимает никого, кроме епископа. Он у нее бывает постоянно… Надо сказать, вы первые, кому я об этом сообщаю. До сих пор епископ предпочитал держать обращение в тайне, на случай если бы оно оказалось фарсом, но после четырехдневной молитвы и предложения стать церковной рабыней…
– Что?
– Она сошла с ума! – воскликнула Катерина, так же как Уго, изумленная.
– Отнюдь. Она не сумасшедшая. Что может быть лучше для своенравной мавританской женщины, чем в конце жизни отдаться и телом, и душой церкви Святой Марии?
– И уже… все подписано? – беспокойно уточнил винодел.
– Нет. Епископ пока не решил, принимать ли ее в рабство. Она может работать на Церковь и не теряя свободы. Рамона должна стать примером для всех новообращенных.