Наследница

Полковник был просто загляденье. Между борщом и котлетами он непрерывно говорил о любви, между коньячком и постелью пел украинские народные песни. Ее не смущало, что у полковника не было денег. «Ну що ты хочешь, краля моя, здесь же стипендия только. Крохи — даже на цветы нету…» Он смело принял известие о ее беременности, с минуту поносил на руках по комнате, упал на колени и предложил руку и сердце. До конца стажировки оставалось еще два месяца. Но естественно, пожениться они пока не могли, — для этого ему нужно было сначала развестись. Перед отъездом он оставил Галине свой адрес, домашний и рабочий телефон, пообещав примчаться по первому ее зову, если понадобится. Она позвонила, только когда вернулась из роддома, хотела порадовать. Но первый телефон принадлежал одинокой старушке в Донецке, а второй и вовсе какому-то НИИ в Харькове, где никто никогда о ее полковнике не слышал.

Позже, много позже, когда сыну исполнилось семь, одна старушка на рынке сказала, глядя на ее макушку: «Порча на тебе, девка. Житья небось от нее нет?» Галина замерла, прислушалась. А бабка уже подрулила ближе, потянула за руку, зашептала в самое ухо: «Венец безбрачия на тебе. Порчу навели знающие люди. И очень давно. Трудно будет снять…» И снова на макушку засмотрелась.

Галину ее слова словно обожгли. Интуитивно она почувствовала в них правду. Венец безбрачия — это как раз то состояние, в котором она провела многие годы. И — порча, точно. Она даже подумала, что знает откуда. Как недобро смотрела на нее Анастасия Павловна Воронцова, когда в последний раз разговаривала с ней про Колю. Глаза у нее были злые и холодные. Да и жила после этого их разговора Галина долгое время в глубоком страдании, словно под гипнозом.

Потом она пару раз ездила к той самой уличной бабке — порчу снимать. Бабка жила в обычной городской квартире. Стены были сплошь увешаны коврами, подоконники — уставлены горшками с цветущей геранью. «Для защиты», — объяснила хозяйка. Билась она над Галиной долго, руками водила по голове, водой брызгала, ветками размахивала. И каждый раз только вздыхала: крепко сделано, не просто снять. Галина перестала ходить к ней, только когда кончились деньги и пришлось влезть в долги. Но вспоминала бабку с благодарностью. Замуж она, правда, не вышла, но мужчины перестали от нее бегать. Некоторые задерживались надолго. Один даже на пять лет остался и фамилию свою дал — Светлов.

Правда, Игорька не очень жаловал. Да и ей сын с каждым годом становился все более в тягость. Пока мал был, не спрашивал, что за гости у нее и почему то один мужчина живет в их доме, то другой. А постарше стал, начал хмуриться и дуться. Когда мальчику исполнилось десять, а у Галины намечался приличный дружок, она сдала его в интернат. Забирала только летом, пожить с ней он успевал недолго, недельку-полторы, до отправки в пионерский лагерь на три смены.

К тридцати пяти Галина, лишь взглянув на мужика, могла оценить и его зарплату, и образование, да и как он смотрит на жизнь. Относительно стремления каждого из ее друзей кинуться в омут супружества, да еще с матерью-одиночкой, у которой взрослый сын, иллюзий Галина больше не питала. С годами стала проще. Друзей выбирала состоятельных, доила по полной программе, пока не чувствовала, что следующая ее просьба останется невыполненной. А как чувствовала такое, искала нового приятеля, который на первых порах оказывался щедрее и благосклоннее к ее желаниям.

С одним из своих друзей она переехала в Ашхабад, да и прижилась там. Дружок оказался ненадежным, но атмосфера города напоминала вечный праздник, мужчины были по-восточному щедры, и Галина прижилась на юге, расцвела, похорошела. Обзавелась хорошей квартирой, импортной мебелью, модными вещичками, золотишком всем на зависть. А что слава по пятам кралась не самая лестная, так слава же, как известно, — дым.

Тем более не одна она такая оказалась в южном городе. Взять хотя бы женщину из соседнего подъезда, Анжелой, кажется, звали. По глазам видно — птица стреляная. Только было у нее перед Галиной одно преимущество — престижная работа, а стало быть, распахивались перед нею многие из тех дверей, которые для Галины были закрыты. И дочка у соседки была — что конфетка. Упакована — с иголочки. Вся в золоте. А ведь такая же безотцовщина, как и ее Игорь. Чем не пара?

Галина Ивановна забрала Игоря из интерната в середине десятого класса. Поселила у себя, принялась пушинки с него сдувать. Мальчишка оказался послушный, скромный, от неожиданной материнской заботы сердце его растаяло — стремился ей угодить, чем мог.

Познакомились они с соседской девочкой быстро. Галина не боялась, что она Игорю не понравится. Как такая может не понравиться? Главное, чтобы он ей противен не был. Дети подружились, вместе готовились к экзаменам, ходили в кино. Галина теперь часто задерживалась допоздна. Являлась домой только после двенадцати. Игорь приводил девочку домой. Ну и случилось однажды все то, что, по ее расчетам, и должно было случиться между молодыми людьми…